— Стоп! — Шустов неожиданно удержал руку Вершинина.
На одном из бревен люминесцировало темно-коричневое пятно величиной со спичечную коробку.
— Оно, — прошептал Вячеслав, вытирая выступивший от волнения на лбу пот.
Прибор в его руке мелко подрагивал.
— Погодите торопиться с выводами, — предостерег Шустов и стал внимательно рассматривать пятно. — Такую же люминесценцию дает и ржавчина.
Он вынул из кармана пробирку, смочил ее содержимым ватный тампон и чуть коснулся края пятна.
— Ну-ка, посветите сюда, — попросил Вершинин Позднышева, державшего в руках электрический фонарь.
Вата оказалась окрашенной в синий цвет.
— Здо́рово, — у Вячеслава даже глаза загорелись. — Все становится ясным. Отправим на экспертизу, пусть попробуют установить, чья кровь — человека или животного.
— Эй, бабоньки, — подозвал понятых Шустов, вороша при свете фонаря какие-то тряпки. — Что сие есть? — И передал одной из них полоску материи.
Та испуганно приняла ее и спустилась с чердака вниз, ближе к свету.
— Пояс это, — послышалось снизу, — от женского платья, вельветового, кажись. Коричневого.
Вершинина словно ветром сдуло вниз. Выхватил из рук понятой находку. Совершенно верно! Женский поясок из коричневого, или, точнее, серо-коричневого от пыли, вельвета. В платье из такого вельвета, судя по протоколам, и была одета убитая.
— Ну-ка, разрешите, — Позднышев взял у него пояс. — Такая штука может означать много или не означать ничего. Мало ли на свете вельветовых платьев? А кто сейчас, спустя десять лет, вспомнит, не ходила ли сама Купряшина в таком наряде.
— Сомнительно для подобной модницы, — вмешался в разговор Шустов, — но вы, конечно, правы. Доказать, что пояс принадлежит убитой на Прорве, невозможно по той простой причине, что самого платья-то не существует. Однако для нашего внутреннего убеждения, — добавил он, усмехаясь, — находка пояса означает многое. Думаю, и кое на кого из наших маловеров она подействует магически.
— Теперь можно и собираться, — обрадованно согласился Вершинин, упаковывая свернутый кольцом пояс в небольшую картонную коробку.
Вечером он был приглашен в гости к Светлане, отметить ее успешное поступление в институт, и поэтому совсем не собирался задерживаться в Окуневе допоздна.
— Погодите спешить, — Шустов кряхтя спустился в глубокий погреб и вскоре оттуда глухим голосом попросил Позднышева подать ему лопату и фонарь.
— Пойдем осмотрим дом со стороны сада, — предложил Вершинин Позднышеву.
— Давненько земля здесь ничего хорошего не рожала, — с сожалением заметил участковый, просеивая между пальцами захваченную у самого входа горсть суглинка. — Смотри-ка, — показал он на покосившуюся стену, — вовремя вы приехали, дом-то скоро тю-тю, рухнет.
С этой стороны дом выглядел еще более ветхим, чем с улицы. Завалинка вместе с фундаментом осела, и стена не только покосилась, но и пузырем выпирала вперед.
— Если б мы сразу зашли отсюда, вряд ли бы потом так смело шуровали на чердаке, — заметил Вершинин, осторожно касаясь стены.
Словно в подтверждение его слов, она издала легкое потрескивание. Из-под гнилых досок завалинки заструились сухие опилки.
У входа в сад появился изрядно перепачканный землей Шустов.
— Взгляните-ка, — обратился он к Вершинину, протягивая какой-то сверток. — Еще один сюрприз.
Вершинин осторожно развернул полуистлевшую тряпку. В ней был заржавленный пистолет. Правая щечка рукоятки отсутствовала, и через образовавшееся отверстие были видны сидевшие в магазине два патрона в зеленой окалине.
— «Вальтер», — с трудом прочитал он надпись на кожухе, предварительно протерев его носовым платком, — «Модель ППК». Знаю эту модель, изучал в институте. ППК расшифровывается как Polizei Pistole Kriminal, или пистолет уголовной полиции. Бокового боя. Калибр, по-видимому, небольшой — 5,6, а может, 6,35. У «вальтера» есть одна особенность, присущая, наверное, только этой модели, — значительный выступ на рукоятке с массивным заостренным окончанием. Вот смотрите, — он потрогал пальцами нижнюю часть рукоятки. — Своеобразная защелка магазина. Приобщим его пока к материалам, а там посмотрим, может, раньше где-нибудь фигурировал, хотя, по правде сказать, идентифицировать его теперь практически невозможно, канал ствола совсем проржавел.
Подписывать протокол обыска Купряшина отказалась наотрез. В дом она даже не зашла, а стояла у калитки, прислонившись к дереву.
«Смотрит, наверно, как бы мы чего не стащили», — подумал Вершинин со злостью. Проходя мимо старухи, вытащил из коробки вельветовый поясок и показал ей. Купряшина осталась недвижимой.