— Зачем это нужно? — удивился Вершинин.
— День у вас сегодня удачный. Глядишь, к вечеру и Беда с повинной подойдет, а то и Плотник собственной персоной явится, — засмеялся Сухарников.
Оба от души расхохотались.
В тот же день в колонию ушла телеграмма следующего содержания:
«Секретно.
Пос. Сосновый, Динского района Р. . .ской области.
Подполковнику внутренней службы Сабаеву.
Прокуратурой области расследуется дело об убийстве летом 19. . года неизвестной женщины, труп которой был обнаружен в озере Прорва Окуневского района. В совершении преступления подозревается Купряшин Федор Иванович, отбывающий наказание в Вашей колонии. По достоверным сведениям, мать Купряшина направила ему письмо с сообщением о том, что следственные органы вновь занимаются этим делом. Прошу немедленно по получении письма обеспечить его передачу адресату и организацию за ним усиленного наблюдения. В частности, необходимо обратить внимание на возможность передачи Купряшиным на свободу каких-либо писем через лиц, освобождающихся из мест заключения. В случае установления такого факта, не изымая письма, немедленно сообщите в прокуратуру области или УВД.
18. Бессонница
Беда не спал.
«Докопались, — сверлила его мозг страшная мысль. — Наверняка докопались». Хотелось куда-то бежать, что-то предпринимать. Но что здесь можно предпринять!
От хриплого дыхания нескольких десятков уставших людей мелко подрагивала висевшая на потолке лампа. Надоедливо звенела попавшая в паутину муха.
Внизу зашевелился Интеллигент. Сразу же кисло запахло носками. Заунывным голосом он тихо затянул смертельно надоевшие всем за несколько лет слова:
— Заткнись, сука, — в лицо поющему угодил обмусоленный окурок козьей ножки.
— Ну чего ты, Беда? — захныкал Интеллигент, стряхивая с лица прилипшую махру. — Спеть, что ли, нельзя потихоньку? Через три дня выхожу. Все…
— Сказал, заткни пасть!
В голосе Беды прорезалась такая ярость, что Интеллигент испуганно умолк. Он хорошо знал тяжелый нрав своего соседа.
В третий раз Беда достал из-под матраца смятый листок и, шевеля бескровными губами, прочитал про себя: «Все тебя тут забыли, окромя Лидиных родственников, давеча приезжали, спрашивали, хотят повидаться…»
«Конечно, это о ней, другой ведь не было. А теперь вот «родственнички». В гробу я их самих видел, — он заскрипел зубами: — Интересно, что все-таки эти «родственнички» разнюхали? И почему только сейчас? Кто капнул? Ляпа? Нет. Он в этом деле сам замаран по уши. Знает: расколется, я скажу — вместе убивали, попробуй докажи, что не так, что просто помогал прятать труп. Хана и ему тогда. Нет, не пойдет на это. Мать? Ерунда… Плотник? — Он усмехнулся. — Может, у нее отец с матерью объявились, искать стали? Тоже не должно. Плотник тогда сказал, нет у нее никого. Кто же? Кто? Вдруг еще обыск делать станут, пушку найдут, куда тогда деваться, за ней наверняка хвост есть — Плотника все-таки. Эх, зря пожалел тогда, думал, вещица нужная, спрятал. В Прорву надо было — и концы в воду».
Беда перевернулся на спину. Знакомая трещина в штукатурке показалась ему бездонной.
«Почему сейчас, именно сейчас, когда осталось меньше месяца, а не десять лет назад, ну хотя бы — пять!.. Было бы не так обидно, — думал он, вжимая голову в тяжелую, как камень, подушку. — Эх, Лидка, Лидка! Забыл я о тебе почти, — заскрежетал он зубами, — а ты вон как — взяла да напомнила. Хотя нет, вру, забыть не забыл, просто отдалилось все это, нет того страха, что прежде жить не давал, особенно, когда железнодорожник тот привязался, — вечная ему память! — намекать стал. Хорошая девка была, хоть куда».
Он закрыл глаза, натянул одеяло на голову и снова попытался уснуть. В наступившей темноте замелькали разноцветные светлячки. Внезапно перед глазами встало лицо Плотника. Беда начал вспоминать прошлое.
…Плотник вызвал тогда его к себе. Сначала вокруг до около ходил.
— Есть тут у меня одна сирота казанская, приручил я ее, ваши игрушки отвозит она дружку моему в Москву, да и здесь на посылках держу. Подкармливаю ее за это, надо же сироту пожалеть. А то как же! Я откажу, другой откажет, пропадет она, сирота-то.