Звонок в дверь вывел из созерцательного состояния и почему-то напугал.
Незнакомый город, никто просто так, как дома, на огонек не заглянет.
Стараясь бесшумно ступать босыми ногами по холодному полу, Алина приблизилась к двери и заглянула в глазок.
Курьер, из почтовой службы, безнадежно привалившись к стене и не отрывая руки от кнопки, методично нажимал на звонок. Видно, она не сразу услышала.
– Вы кто? – спросила Алина из-за закрытой двери
– Вам письмо – парень за дверью приободрился и помахал конвертом.
– От кого?
– От Иванова.
– Какого?
– Иван Ивановича.
– Издеваетесь?
– Нет.
– Я Вас не пущу.
– Почему?
– Я не знаю никакого Иванова и не жду никаких писем.
– И Вам даже не любопытно?
– Любопытно.
– Так, может, возьмете? Доставка то уже оплачена.
– Не возьму. Иванова я не знаю, а Вы можете меня по башке стукнуть.
– Не буду я Вас стукать, у меня еще заказов куча.
– Мерси, но все равно не открою.
– Ну и дура.
– Не правда.
Но курьер уже не слушал. Лифт проглотил желто-красного пацана и, скрежеща металлической утробой, поволок вниз.
Стас явился через минуту, нагруженный и уставший.
– Слушай, Алин, я решил заехать в Шато и купить нам чего ни будь на ужин. Ты только глянь, какая красота.
Пройдя на кухню, он извлек из большой коробки темный каравай. Быстро приподняв срезанную крышечку, Стас с гордостью показал Алине содержимое – внутри, вместо хлебного мякиша, благоухал шашлык. – Вот это бараньи ребрышки, это люля, это курица, а это свинина. – Я, правда, так долго ждал, что чуть не умер с голода. Так, что прошу к столу!
Уже засыпая, Алина вспомнила, что ничего не рассказала Стасу про то, как ее совершенно незаслуженно оскорбили, а Стас вспомнил странного курьера DHL, который чуть не сшиб его на пороге дома и сел в задрипанную тачку, вместо фирменного фургона.
– Алина Витальевна, да что же это такое?! Не успели прийти, а нас из кабинета гонят, говорят – ремонт. Какой тут ремонт, двух лет еще не прошло? И что тут ремонтировать? – ее «девушки» наперебой кудахтали, хлопали крыльями и старались переголосить другу друга.
– А ну цыц! Велено – значит велено. Собирайте манатки и топайте на первый, а базарить – на Салехард. «Главный» по хозяйству – обычно добродушный и приветливый Федор Михалыч, сегодня явно встал не с той ноги. Голова гудела и этот бабий писк до боли напоминал вчерашний, жёнин, когда он, наконец, заявился домой.
– А сколько, интересно, нам его делать будут? – самая бойка, Машка, решила не уступать.
– Маня, и ты – цыц! Держи конфетку, да ступай подобру – поздорову. Это у Вас работа умственная, компутер закрыл и домой, а мне до ночи, тут мебеля таскать.
Коллектив смирился и, фыркая, все же начал переселяться.
– Помнишь, ну в Месте встречи, Ручечников говорил Жеглову, что как бы при его работе бабы не нужны были, он бы и слова с ними не сказал? – Алина, пользуясь «нежданным» ремонтом, решила поехать со Стасом к Белякову и теперь, трясясь по грунтовке в штатной газельке, «жалобилась» ему на нелегкую начальственную долю. – Мои тоже языком метут, как помелом машут, продолжала она. Работают – никаких вопросов, лучше многих мужиков, но вот этот шумовой эффект – поразительный.
– Есть такое дело, не обращай внимания. Женщинам, если запретить болтать, они же зачахнут. – Стас улыбался, Алина сегодня была диво как хороша. Строители, которые ехали вместе с ними, каждый хотя бы раз, но обернулся, украдкой глядя на нее.
– Да я понимаю, но Наташка уж больно сегодня разошлась, пока ребята наши компы и папки таскали, она дыру всем в голове проделала, даже у Раечки пыталась выведать с какой такой стати нам одним решили ремонт делать?
– А та ей что ответила?
– Отбрила, она ее почему-то не шибко жалует, сказала, что это из личного расположения руководства к Вашей начальнице – читай по блату, а если ей больше всех надо – то добро пожаловать на прием к Гасанову – Алина рассмеялась.
Вывалившись из «развозки» в извечную глинистую жижу, Алина с трудом, на цыпочках доковыляла до городка, где обитали строители. Туфли противно хлюпали и стекали на бетонные плиты коричневыми слезами.
– О, Алина Витальевна! Глаза слепнут, какими судьбами в нашем захолустье? – Беляков скалился, как сытый тигр, «якорная» цепь, опоясывая жилистую шею, переливалась золотом на солнце.