В доме практически ничего не изменилось. На входе висит картина, где изображена ветка с лимонами, её мама купила на eBay с огромной скидкой, чуть хмурюсь, так как сердце непривычно сжимается, ощущаю то, что продолжительное количество времени запрещал чувствовать и это меня устраивало. Тряхнув головой, поворачиваю взгляд в сторону кухни, оттуда доносится аппетитный запах свежей выпечки.
- Может, ты хочешь позавтракать, я только испекла булочки с корицей, будешь? – слышу за спиной звонкий голос девушки, хочу сказать: «Да», но злость, которая всё ещё теплится внутри не позволяет это сделать.
- Не утруждайся быть милой! – рявкаю, проходя вперёд.
- Я просто…
- Детка, просто ничего не происходит! – выплёвываю, разворачиваясь, девушка вылупилась на меня огромными голубыми глазами, - Твоя любезность совершенно не к месту! Ты заняла мой дом…
- Но Филипп, мистер… - мямлит Элли.
- Плевать! – обрываю её, не хочу слышать об отце, -Фотки какие-нибудь остались?
- Фотографии, эмм… думаю, что-то есть.
Девчонка идёт в гостиную к высокому комоду, его мама нашла на местной барахолке, после мы его отреставрировали, замечаю те голубые цветочки, что она рисовала, а я наблюдал за этим волшебством. Ах вот почему мне показался таким знакомым цвет глаз этой малышки, он практически один в один оттенка тех цветов, что рисовала мама. Пока я предавался воспоминаниям, Элли наклонилась к нижней полке комода, открывая вид на безупречную задницу. Загорелую, подтянутую и упругую, она так и просилась, чтобы я хорошенько отшлёпал её, оставляя красные следы своих ладоней. В штанах моментально становится тесно, делаю пару шагов, подходя практически вплотную к ней, она охает, выпрямляясь, но не поворачивается. Макушка девушки еле достигает моей груди, чуть наклоняю голову, вдыхая аромат волос. Они пахнут чем-то цветочно – амбровым, волнующе со сладким подтоном, желание коснуться практически накрывает с головой, но Элли разворачивается, выставляя руки вперёд, сгоняя с меня наваждения.
- Что ты себе позволяешь? – с вызовом говорит она, от испуганного котёнка и след простыл, - Забирай фотки и проваливай!
Не могу отвести глаз от пылающего гневом лица, а девчонке очень идёт такие эмоции, схожа с амазонками, воинственна и сексуальна.
- Ты оглох? – вновь толкает меня в грудь, пытаясь высвободиться из ловушки – я и комод. Смотрю чуть ниже, видя несколько глянцевых снимков упивающиеся в меня, отступаю, позволяя ей пройти. Элли фыркает, мгновенно юркая в появившийся просвет.
- А как же булочки? – кричу в спину улыбаясь.
Отправляясь в дом отца, дико зол. Мне казалась, что моё лицо исказилось в дикой гримасе от возмущения. Отец должен был не допустить такое, я приравнивал это к тому, если бы он осквернил могилу мамы.
Но малышка Элли невероятно красива и горяча, даже при условии того, как она взбесилась, в её взгляде заметил интерес, направленный в мою сторону, её глазки заблестели, когда я зажал её, это всё даёт мне понять она для меня простой и лакомый кусочек.
Добравшись до знакомых мест, я то и дело разглядывал знакомые дома, заборчики, даже пару прохожих показались мне до боли знакомыми. Вроде это была семейная пара Смитов. Они жили через несколько кварталов от нас, но постоянно гуляли под ручку по окрестностям. Мама мечтала, чтобы они с отцом дожили до таких лет и продолжали испытывать чувства влюблённости, но этого не суждено случиться, так как её больше с нами нет. Мне до сих пор сложно осознавать, что её нет рядом, а особенно остро я это чувствую, находясь здесь, где каждый уголок заставляет вспоминать о том, как мне её не хватает, как же глупо, всё произошло с нами, с ней. Ни она должна быть на этом месте, ведь в ней кипела жизнь, она жила каждым днём, строила планы, мечтала увидеть меня семьянином, в роли отца, а себя почувствовать бабушкой, нянчившей внуков. Но это лишь мечты, оставшиеся позади, так как её больше нет, и ничто не изменить этого факта.
Отца не видел более пяти лет. За это время он очень изменился и не в лучшую сторону, все же годы берут своё. От крепкого, черноволосого мужчины, с суровыми чертами лица практически ничего не осталось. Сейчас передо мной местами поседевший, осунувшийся человек с потухшими глазами, вокруг которых растянулись паутиной морщины. Кожа лица и рук посерела, местами одрябла, и в целом Филипп Маттисон уже не вызывал былой ужас.