Уиллоус спросил:
— Ну и в чем дело?
— Прошу прощения?
Паркер и Уиллоус переглянулись.
Паркер сказала:
— Ну, поставим вопрос так: Фредди, в чем дело?
— Никаких дел. — Фредди вытащил кубик льда, раскусил его. — Ладно, есть маленькая головная боль. Но не такая, чтобы беспокоить таких классных детективов, поверьте.
Уиллоус поднял стакан, посмотрел сквозь него на свет. Стакан был чистый, а виски почти правильного цвета.
— Переходи к сути, Фредди.
Фредди изничтожил очередной кубик льда.
— Вымогательство еще считается преступлением, нет?
Паркер спросила:
— Сколько хотят?
— Триста пятьдесят в неделю, но только что подскочило до пятисот.
— Кто-нибудь, кого мы знаем?
— Эти парни, о которых я говорю, они очень мерзкие и очень серьезные. Но неопытные. Так что сомневаюсь.
— Давно они к тебе пристают?
— Третью неделю.
Уиллоус спросил:
— Когда срок следующего платежа?
Фредди перегнулся через стол, посмотрел на часы Уиллоуса.
— Двадцать минут седьмого, Фредди.
— Сейчас явятся. Я когда вас сегодня увидел, я глазам не поверил. Надо же, столько месяцев ни слуху ни духу и вдруг — опля. — Фред-дина улыбка была такой искусственной, словно он надел чужие зубы.
Паркер спросила:
— Сколько их?
— Двое, но почему-то всегда кажется, что гораздо больше. Главный — итальяшка-карапуз. В шестерках у него черный хмырь. Зовет себя Ворон. Понятия не имею, как его настоящее имя, только не Билл Косби. Они заявляются сюда, пьют, закусывают…
Уиллоус сказал:
— Можешь описать их — кроме того, что они любят поесть?
Фредди расправился с очередной ледышкой.
— У черного револьвер нечеловеческих размеров. На прошлой неделе, когда я отдал его боссу триста пятьдесят, он, знаете, что сделал?
— Что, Фредди?
— Велел закрыть глаза и открыть рот и положил мне на язык пулю. Засунул мне в рот пулю, Джек. И заставил проглотить. Это больная психика или что?
— Они тебе угрожают?
— А то. Сказали, если я буду выступать, черный хмырь приставит к моей голове пистолет и будет жать на курок, пока останется во что стрелять.
— Это, безусловно, угроза, — подтвердила Паркер.
Уиллоус повертел в руках бокал. Взглянул мимо Фредди в сторону стойки и сказал:
— Не волнуйся и делай, что скажу.
— Джек, я вряд ли смогу.
Паркер взглянула на двух бандитов, которые двинулись в их сторону. Итальянец, который называл себя Дино, немного смахивал на Эла Пачино, только мозгов и привлекательности Пачино ему явно не хватало. Было, конечно, и еще одно весьма существенное отличие. Пачино — чрезвычайно талантливый актер, а Дино — крайне плохой.
Негр, Ворон, был высок, широк в плечах и узок в бедрах. Шеи у него не наблюдалось. Черные джинсы были заправлены в высокие, до колен, черные кожаные сапоги с блестящими металлическими бляхами на голени и заостренных носах. Волосы коротко подстрижены. Черная шелковая рубаха болталась поверх джинсов. По тому, как он шел и как держал руки, Уиллоус заключил, что его револьвер заткнут за пояс джинсов.
У Дино было лицо цвета переспелого банана, дымчато-зеленые глаза. Одет в стильный легкий хлопчатобумажный костюм и остроносые черные туфли. Длинные черные волосы зачесаны назад. Голос звучал так, словно он каждое утро полоскал горло чашкой теплого оливкового масла.
— Скажи своим друзьям, Фредди, чтобы закруглялись.
Фредди сказал:
— Жми, Джек.
Уиллоус взглянул на Паркер:
— Поймай машину, милая.
— А?
— Давай, солнышко!
Паркер, скромно потупившись, выскользнула из-за стола. Ворон указал на Уиллоуса.
— Ты тоже, начальник.
Уиллоус откинулся на спинку дивана.
— У нас с Фредди уговор: я шага не сделаю, пока вы, кретины, не вернете ему деньги.
Ворон сказал:
— Чего-чего-о-о?
Дино положил обе руки на стол и наклонился к Фредди:
— Пятьсот зеленых, столько ты мне должен. Выкладывай, а то твои клиенты пожалеют, что у них костюмы не асбестовые.
Уиллоус сказал:
— Ну-ка, Ворон, ты у нас шустрый? — Он сунул руку под куртку и вытащил свой «смит». — Шустрее, чем пуля?
Ворон сказал:
— Не стреляй, парень. Разве что-нибудь происходит? Расслабься.
Несколько часов спустя Паркер вздохнула, растирая ноющую руку. Решив пойти в полицию, она представляла себе всевозможные опасности, но уж никак не подобную. Встретившись глазами с Уиллоусом, она сказала:
— Вечно одно и то же — разборка секунд на десять, а писанина никогда не кончается.