– Кто-нибудь уже пришел? – спросила она, становясь ближе.
– Нет, – пересохшим ртом ответил я. – Ты сегодня первая.
– Хорошо. – Ее губы едва не касались моего уха. Черт, что она со мной делает? Я отскочил в сторону и замахал руками перед собой.
– Ну, ну, Шепот, – проговорил я, приходя в себя. – Ты силы-то побереги. Там такая толпа.
– Что мне та толпа, – ответила она, – когда ты здесь. Такой маленький и беззащитный.
В ее глазах светился недобрый похотливый огонек. Я вздрогнул, дернулся было бежать и замер. За спиной Шепот стоял маленький человечек, завернутый в точно такой же, как у Шепот, плащ. Голова малыша склонилась набок, и я кожей почувствовал, как меня буравят его глазенки.
– Это еще кто? – спросил я, стараясь сменить тему разговора. – Ты чего, гномов, что ль, разводишь? Или от тебя уже кусочки отваливаются?
– Ага, кусочек! – Шепот обернулась и кивнула. – Тебе должен понравиться этот кусочек, – и она залилась игривым смехом.
– Иди ты… внутрь, – сквозь зубы процедил я.
– Ты такой милый, – засмеялась Шепот, проведя пальцами по моему лицу.
И они ушли. Кусочек прижался к целому и маленькими шажками заспешил за ним. Неприятный, должно быть, тип, у Шепот приятных знакомых отродясь не водилось. Я не исключение.
Проводив их взглядом до дверей, я вернулся к недопитому кувшину.
– Вот это новости! – прогудел над захмелевшей головой до боли знакомый голос – Ты когда это пить начал?
Я поднял глаза. Где-то высоко вверху, в усеянном звездами небе сияла злостью перекошенная морда Молота. Он смотрел на меня, сдвинув брови и перекатывая желваки.
– Ты давай прекращай тут спиваться. Мне трезвый компаньон нужен. На хрена нам пьянь всякая? Мне и своей, в отряде, хватает. Так что ты, брат, это брось. Еще раз увижу, уши надеру.
– Да не вопи ты! – Я поднялся, пошатнувшись. Похоже, действительно здорово накачался. – Че орешь, словно я твой подчиненный?
– Ну ладно, ладно, не возмущайся, – слишком резко подобрел Молот. – Меня, что ль, ждешь?
– А кого еще?
– Что-то я, брат, не слышу радости в твоем голосе, – мрачно скосив глаза, произнес он. – Или ты мне не рад?
– Да что ты! – Я поспешил отпрыгнуть. – Рад я тебе, рад. – И протянул ему вино. – Я тебе всегда рад, – хитро улыбаясь, повторил я и добавил, дождавшись, когда он начнет пить: – Рад, как чирью на жопе.
Молот подавился и закашлялся, вино полилось из его рта.
– Тьфу ты, пропасть. – Молот, согнувшись пополам, зло уставился на меня. – Ты где словам-то таким научился?
– Так от тебя, брат, – засмеялся я. – Все от тебя.
– Ну ладно, – качая головой, сказал Молот. – Ты только Гробовщику такое не скажи. Враз уроет. А вот, кстати, и он.
Здоровенный, выше меня головы на две и раза в два шире в плечах, детина лишь слегка сбавил шаг, но задерживаться не стал, а, кивнув, протопал во двор.
– Че с ним? – спросил я.
– А ты не знаешь?
– Нет.
– Так Соболь убит, – заржал Молот.
Вот это новости, вот за них отдельное спасибо. Этот сукин сын мне никогда не нравился, от одного упоминания его имени моя челюсть начинала ныть. Теперь ни одна скотина не посмеет гоняться за мной с топором в руках и орать, что пришибет меня как козявку. Вот о его смерти я не буду жалеть никогда. Да ну его к дьяволу, сдох и сдох, туда ему и дорога.
– А ты-то чего так поздно? – спросил я у Молота. От проделки с вином да от таких новостей настроение быстро поползло вверх, надо продолжить праздник. – Небось у Мелинды засиделся?
Зачем я это спросил? Мелинда была его первой и единственной любовью, но Молот есть Молот и, обрюхатив ее, он поднял нос и смылся. Теперь всякий раз, оказываясь в Триите, он забегал к ней, чтобы подбросить денег и в очередной раз обрюхатить.
Молота перекосило, его огромные кулаки сжались, и я представил, как они безжалостно дробят мои косточки.
– Прости, я не подумал, – поспешно проговорил я, опасаясь за сохранность своих зубов.
– Да ладно, – подмигнул Молот, – я ведь и правда у нее был. Ну что, – без всякой паузы продолжил он, – пойдем поглядим на урожай.
«Урожай» в этом году впечатлял. Да что там, на моей памяти это был самый урожайный год. Завербованных можно было выстроить плечом к плечу, выгнать в чистое поле, и любой враг убежал бы только от одного их вида. Каждый из них был высок, страшен и мускулист.
– Неплохо, а? – Молот толкнул меня в бок. – Совсем недурно, совсем. Надо только от этого избавиться, вон того продать куда-нибудь на конюшню, а вон того и вовсе в первом лесу закопать. – Словно торговец, выбирающий скот, Молот почесывал подбородок и тыкал пальцем в неподходящих людей.
Выросший словно из-под земли за его спиной Дед указывал ему на тех, кого мой брат не заметил, а стоящий по другую руку непривычно сосредоточенный и молчаливый Трепа делал заметки. Бегло обсудив всех собравшихся, Молот оставил решение их дальнейшей судьбы на совести Деда и направился к Шепот. Не знаю, за каким хреном он потащил меня за собой.
Они с Шепот тихонько сели в уголке и очень тихо шептались о своих делах, а я, как полный идиот, торчал возле двери и боялся пошевелиться, дабы не спугнуть их очередную блестящую мысль. Наговорившись, они наконец решили уделить и мне немного своего драгоценного времени.
– Ну и почему ты мне не сказал? – спросил Молот.
– О чем? – опешил я.
– Обо всем этом.
– О чем об этом?
– Например, о том, что ты в долгах по уши.
– А для тебя это так важно?
– Ты же мой брат…
– И что с того? Я твой брат, но они все, – я кивнул в сторону общего зала, – они тебе дороже. Молот, перестань строить из себя заботливого родственника. Я, конечно, помню, как ты решил проблему с нашим дядюшкой, и за это я тебе благодарен. Если бы ты его тогда не отправил на свидание с отцом, я бы сейчас жил на улице. Но вот только не надо говорить, что ты бы пожертвовал своей военной карьерой ради того, чтобы спасти мою шею. – Я тяжело вздохнул, чувствуя, что погорячился. – Ты вон лучше узнай, что за гнома она с собой притащила?
Молот перевел взгляд на Шепот, и я, воспользовавшись минутной паузой, слинял. Меня била мелкая дрожь. Надо сбросить с себя это, надо успокоиться, надо привести себя в норму. Надо выпить! Ой как надо! И я выпил… воды, потому, что, уже налив вина, вспомнил, что пообещал сотворить со мной Молот, если еще хоть раз застанет пьяным. Быть разорванным на части мне пока не хочется. Да и, если честно, вряд ли когда-то захочется.
Они еще долго будут сидеть там, обсуждая сперва гнома, которого привела Шепот, а затем и прочие дела, в которые меня не посвящают. Да меня они и не интересуют. Временами, бывает, находят приступы любопытства и тогда прям-таки распирает от желания узнать, что ж такое творит Молот втайне от всех. Но это быстро проходит. Достаточно осознать, что меня интересуют только честно заработанные деньги. И пусть все соседи в округе косятся и шепчутся за моей спиной. Плевать на них! Пусть считают, что я гад и сволочь, пусть думают, что мои деньги замешаны на крови. Пошли они все к дьяволу! Попробовали бы сами владеть таверной и не жрать дня по три. Посмотрел бы я на них. Мои деньги честны, а что там творит Молот, меня не касается.
Сжимая в руке бокал с водой, я повернулся к общему залу и, придирчиво сощурив глаза, обвел веселящуюся толпу взглядом. Все было как всегда. Парни веселились вместе с теми, кого завтра загонят в казарму. Завтра они начнут ненавидеть друг друга, но сегодня они лучшие друзья. Впрочем, не все.
Гробовщик хлопнул по столу огромной пятерней и привстал. Стоя у кухни, я не слышал, о чем он разговаривал со здоровым, едва ли меньше его самого, парнем с разодранным носом, но, судя по всему, разговор этот был не из приятных. Собеседник Гробовщика вжимался в стул и бледнел все больше. А сам Гробовщик со спокойным видом угрожал ему. Парень явно не стремился сменить свою одежонку на форму, но это никого не трогало. Контракт есть контракт, и, чтобы избавиться от него, необходимо либо покалечиться, либо сдохнуть. Парень вроде был целый и уж точно живой. Можно было еще откупиться, но не похоже, что у парня есть хоть одна монета за подкладкой драной куртки. Окончательно побелев, парень смылся.