— И я позволил тебе вывезти нас из города.
— За что я тебе премного благодарен. Отныне ты был в моих руках, и я мог убить тебя в любую секунду. Ты уже был отыгравшей картой, Шутник Курт. Ты был не нужен. Но я медлил, хоть нужды в этом и не было. Я по-прежнему не хотел убивать тебя выстрелом в спину, а подходящая обстановка для того, чтобы закончить эту партию, сложилась только сейчас. Мне надо было вывести и последний козырь — Кречмера. Старик был слишком прозорлив. Он оказался единственным, кто не поверил в твою вину. Кто знает, может, твои слова упали на благодатную почву, он принялся бы кружить по городу и в конце концов что-нибудь да нашел бы. Как ты сам заметил, моя работа иногда была совсем не безупречна. Убедить тебя в его вине было проще, чем чихнуть. Ты жаждал встречи с убийцей и, в который раз, с готовностью обманулся, когда я пообещал, что убийца сам придет к тебе в руки. Убедить Кречмера было не в пример сложнее. Старик и в самом деле верил тебе.
— Ублюдок!
Макс укоризненно покачал головой:
— Без громких слов. Ты не можешь отрицать, что партия была расписана превосходно. Итак, я имел приватный разговор с Кречмером… Я сказал ему, что ты и есть настоящий убийца. Что я, как тоттмейстер, уловил твой отпечаток на покойниках. Как ему было не проверить?.. Я также сказал ему, что Орден на твоей стороне и сделает всё, чтобы покрыть тебя. Орден вывез тебя тайно из города, Орден же снабдит тебя деньгами и всеми необходимыми документами, чтобы ты уже на следующий день оказался далеко отсюда. Конечно, я выступил в той ситуации своего рода предателем Ордена, сказал, что жизни невинных мне дороже магильерской поруки. Кречмер все понял правильно. Раз весь Орден принял твою сторону, сторону безжалостного убийцы, а бургомистр и полицай-президиум бессильны, только он может восстановить справедливость собственными руками. И он явился туда, где ты укрывался, руководствуясь моей подсказкой.
— Вот почему он говорил о долге… — прошептал я, вспоминая сумасшедший взгляд бедного Антона. Сейчас он стоял у двери, вытянувшись во весь рост, и в его мертвых пустых глазах не было уже никакой мысли. Это была плоть Антона, человека слишком верного товарищам, чтобы предавать их, и слишком верного справедливости, чтобы оставаться в стороне. Он верил мне до последнего.
— Да, он говорил о долге… Считал, что только он может тебя остановить — и он, черт возьми, попытался это сделать со всей серьезностью. Кстати, я соврал. Мне хватило и одной пули.
— Акт дописан.
— Акт, партия в карты… Метафоры — удел поэтов. История закончена, Курт. Ты так и останешься в памяти добропорядочных граждан Альтштадта, как сумасшедший смертоед, убивавший по ночам и бесследно скрывшийся, как только тебя разоблачили. А Кречмер… Он просто исчез. Досадно, глупо, но что же поделаешь. Иногда пропадают и жандармы. Наверно, еще много лет кто-то будет думать, что отчаянный старик бросился по твоему следу и, быть может, до сих пор преследует убийцу… А Орден справится, можешь мне поверить. Будет шум, будут императорские санкции, будет пикировка между Орденами, возможно, кого-то под шумок отправят в застенки или даже отравят, но, по большому счету, ничего не изменится. Орден вечен, ведь правду говорят — империи держатся на костях… И никто лучше нас не умеет подбирать подходящие кости. Кстати, я бы на твоем месте бросил бы подгадывать момент для броска. Ты все же чертовски упрям… Видишь ли, под столом я держу второй пистолет, направленный тебе в живот. Смирись, Шутник. Дело не в том, что ты плох или хорош, ты тоттмейстер, не лучший и не худший, такой, как большая часть из нас. Просто ты оказался той картой, которую старушка Удача швырнула не глядя. И в этой колоде ты пришелся не к месту. Черт, опять я говорю метафорами, наверно, пьян…