Я помнил одну сгоревшую пекарню на самой окраине, с год назад я был там по вызову полицай-президиума, поднимал обгоревших мертвецов. Работа была еще та, нескольким жандармам сделалось дурно, двое лишились чувств, а Антон Кречмер позеленел так, что его самого можно было принять за покойника. Муторная была работа, тяжелая…
Я убедился в том, что обгоревший остов пекарни остался на месте — видно, никто не спешил строить на его месте новое здание. И то верно, после того, как в доме сгорит пяток человек, да еще смертоед примется проводить там свои жуткие ритуалы, немного найдется охотников не то что чинить его, а и даже проходить рядом. Там я просидел целый день, то погружаясь в беспокойную липкую дрему, то выныривая из нее при звуках приближающихся голосов. Смерть, верная Хозяйка и Госпожа, не подарила мне за весь день ни единого мертвеца. Уже около самой пекарни я обнаружил в одном из домов покойника, ожидающего захоронения, но он оказался дряхлым восьмидесятилетним стариком, и я рассудил, что хлопот с таким будет куда больше, чем пользы от него.
Около дома Макса обнаружился старый, порядком потрепанный экипаж, запряженный парой вороных. Сперва я опасался, что внутри него сидят жандармы, готовые выскочить по свистку, но, обойдя его вокруг, убедился, что тот пуст. Неужели старина Макс решился пуститься в путешествие?..
Проще всего было бы связаться с кем-нибудь из тех, кто незримо караулил меня, но я не обнаружил ни малейших признаков слежки. Может, ребята Ордена выжидают, не желая приковывать к беглецу излишнее внимание? Будь они рядом со мной, пожалуй, помогли бы, когда я несся, сломя голову, по переулкам в тщетной попытке уйти от жандармов. А следовательно… — я нахмурился, обдумывая это самое «следовательно» — слежки за мной или нет, или ребятам из Ордена даны строжайшие указания не вмешиваться.
«А ведь так и может быть, — потянулась длинная и холодная, как хирургическая дратва, мысль. — Я всего лишь приманка, а приманку следует вести, но не обязательно защищать. Особенно если цена этой защиты может оказаться высока. Если Орден отобьет меня у полицай-президиума, тот не станет терпеть подобного, а учитывая отношения между нашим оберстом и полицай-гауптманом, достаточно прохладные для того, чтоб их можно было назвать ледяными… Если меня кто-то и ведет сейчас, этот кто-то вовсе не обязательно станет на мою защиту».
Я в очередной раз тщательно оглядел улицу, но, как и прежде, не заметил никого, кроме припозднившихся редких прохожих, и вынужден был констатировать, что слежки или нет, или она ведется на профессиональном, недоступном мне уровне.
Я постучал в дверь и сам поморщился — стук вышел резкий, неуверенный. Постучал еще раз, сильно и громко. Дверь распахнулась так быстро, что я не успел даже отступить. Кто-то схватил меня за рукав и громко задышал в ухо:
— Ну, наконец-то! Мы тебя целый день ждем, подлец ты этакий!
Это, конечно, был Макс, и я почувствовал, как ледяная глыба, пристроившаяся рядом с сердцем, рассыпается колючим инеем. Вполне могло быть, что Макса здесь не окажется. Вполне могло быть, что вместо Макса тут сидел бы десяток жандармов с ружьями и парочка фойрмейстеров.
К моему удивлению Макс повлек меня не в прихожую, а к двери по-прежнему стоявшего у крыльца закрытого экипажа. Рассудив, что время для вопросов еще не настало, я послушно позволил себя вести. Макс открыл дверь, запихнул меня внутрь, в душную темноту большой скрипучей коробки, где пахло старой кожей и пылью, сам крикнул в сторону:
— Петер, полезай на козлы! Править сможешь? Эх, шляпа… Фуражку натяни на нос, чтоб лица видно не было. И подгонять не забывай! Горе-кучер… Ну доедем с Божьей помощью. Трогай!
Сам он сел рядом со мной и только тогда, закрыв дверь и проверив пистолеты за поясом, перевел дыхание, точно все это время бежал, как загнанный. Экипаж тронулся, резко, накренившись на одну сторону, заскрипели несмазанные оси, застучали подковы. В небольшом окошке впереди я видел макушку Петера, прикрытую чьей-то потрепанной фуражкой. Сидеть на жестком кожаном диванчике было неудобно, вдобавок экипаж немилосердно трясло. В обычной жизни я избегал пользоваться повозками, разве что экипажами Ордена, и то по серьезной нужде. Но те блестящие лакированные механизмы, легкие и бесшумные, не шли ни в какое сравнение с этой рухлядью. В моем положении выбирать, однако же, не приходилось; мне подумалось, что, возможно, сверкающий экипаж Ордена мог бы отвезти меня туда, где мне оказаться совсем бы не хотелось…