Выбрать главу

- Не слух - сообщение было! Сам слышал,- подпустил чей-то нетвердый голос, но кто в таких случаях замечает расхлябанность?

И - загудели:

- Ага, в тайге живем, так всё можно. И недовозить можно, и обдирать можно.

- Будто нелюди мы. Будто закону нету.

- Известно, закон что конь: куда хочу, туда и ворочу.

- Ишь, наела бока-то,- вступил опять в роль Колька Новожилов, больше всех потрясенный зашатавшейся уценкой.- Оно и старую цену надо проверить, какая она. Неизвестно, где ее набавляли.

Этого Вера вынести не могла.

- Я тебя счас как шурану! - потянулась она к Кольке.

Он отпрыгнул.

- Проверяла! Ты у меня еще придешь, ты у меня попросишь! Кто еще тут хочет проверять? - крикнула она в очередь.- Кого я обманываю? Очумели, совсем очумели. Из-за них бьешься, мерзнешь, клянчишь там, правдами и неправдами выбиваешь, а они вон что!

Очередь притихла. Веру побаивались: могла она и словесно перепустить, могла при надобнос-ти и задеть неловко. Бывало такое, бывало. Ни одного мужика в деревне нельзя с нею рядом поставить. Тому уж лучше сразу сдаваться, чем пытаться с какой угодно стороны равняться. Но главная сила Веры заключалась, конечно, в том, что стояла она за прилавком, а это по нынешним временам не меньше, чем быть директором леспромхоза.

- Мне, кабыть, за шесть за двадцать,- сдался Иван Демьянович, протягивая деньги.

- Всё! - отрубила Вера, отстраняясь от прилавка.- Вы у меня, кабыть, ни за шесть, ни за двадцать шесть ее не получите. Хватит.

- Как так? - растерялся Иван Демьянович.- У Лексея седни сорок дён, справить надо. Ты, Вера, дай.

- Не дам! Идите, слушайте сообщение. Все включайте свои говорильники и слушайте.- Вера вошла в раж: - Я тоже включу и тоже послушаю. И покуль не скажут - не дам. Нету мне доверия - не надо, я без доверия работать не могу.

- Не имеешь права! - крикнул Колька Новожилов. Он держался у двери.

- Имею. Я своим правом еще и тебя поправлю. Ты-то у меня точно сухоньким, как ребенок, станешь,- пригрозила она Кольке последней карой.Точно. А теперь выметайтесь! Все выметайтесь, кто за бутылкой. В ногах ползать будете - не дам!

Чтобы разрядить обстановку, я подошел и попросил пачку вермишели и банку консервов. Вера сунула мне то и другое и, вдруг трубно, мощно заголосив-зарыдав, кинулась в подсобку. И денег не взяла. Я постоял в растерянности, не зная, как быть, потом решил, что деньги небольшие, можно занести завтра.

И не успел я отойти далеко - позади послышался шум и из магазина кто пулей, кто стрелой стали выскакивать люди. Дверь за ними с грохотом захлопнулась, изнутри загремел засов. Колька Новожилов с отборным русским словом на устах подскочил к двери, пнул ее и, прихрамывая, побежал к машине.

М-да, вот и уценка, вот и возьми ее за три семьдесят.

Часа через полтора ко мне явилась делегация. Возглавлял ее Иван Демьянович, вместе с ним, немало удивив меня, пришел серьезный, уважаемый в деревне человек - Константин Банщиков, третьим был симпатичный, незнакомый мне парень с мягким лицом - как выяснилось, из бригады работающих по договору в сплавной конторе гуцулов. Иван Демьянович взмолился:

- Григорич, на тебя на одного, кабыть, надежда. Сдурела баба. Тебя она должна послухать. Поди заступись за народ. У Лексея сорок дён, люди придут - я каку холеру делать буду?!

Константин Банщиков, неловко посмеиваясь, добавил:

- От сына телеграмма. В отпуск из армии едет, вот-вот может нагрянуть.- Он красноречиво развел руки.

Гуцул страдальчески молчал.

Что делать? Я пошел. Надо было к тому же расплатиться за вермишель и консервы. Делегация, отстав от меня на полдороге, устроилась на бревнышках, откуда открывался обзор. Возле магазина нельзя было не заметить беспокойное кружение. На меня смотрели, как на Христа-спасителя, о моей миссии уже знали и за меня, я думаю, молились.

Неизвестно, каким макаром догадалась, с чем я пожаловал, и Вера. Едва я переступил порожек магазина, она закричала:

- Не проси - не дам! Ишь, додумались, нашли кого снарядить! Пускай отдохнут, оглоеды противные. Сказала не дам - не дам!

Она кричала громко, оглушительно, заставляя сидевшую на ящике старушку втягивать в себя голову, и все же я почувствовал в ее голосе трещинку. Вера, надо полагать, и сама опасалась слегка за свою самодеятельность. Трещинка была совсем маленькая, чуть заметная, но мне хватило, чтобы зацепиться за нее и начать разрушительную работу. Кончилось, одним словом, тем, что я вытащил деньги и сказал:

- За шесть за двадцать.

- Но Колька Новожилов пускай живет трезвым,- потребовала Вера.

- Пускай.

Когда с бутылкой в руке я вышел из магазина, для деревни заходящее солнышко поднялось обратно в небо. Иван Демьянович сорвался с бревешек будто его подбросили, и, скорой рысянкой пробегая мимо меня, песней выводил:

- Кабыть, кабыть, кабыть...

В этот день деревня гудела - как в престольный праздник. Потом рассказывали, что недельный запас "калачиков" был растащен за два часа. Вечером у меня долго сидели благодарные мужики и вели, между прочим, такой разговор:

- А и хорошо, что не уценили, что осталось по-старому. Ежели бы со штрафом - это ведь себе дороже. Ну-ка, ни за что ни про что пять-десят рублев! Это сколько? Восемь "калачиков"? Восемь "калачиков" псу под хвост!

Мужики на себя не шибко надеялись.

1984