Генри смутился, видя перед собой новую, холодную Диану. Он попытался призвать на помощь свой огромный опыт — быть может, он уже сталкивался с подобной ситуацией? Но с ним никогда прежде не было ничего подобного. Он несколько раз открывал рот, но был не в силах ничего произнести. Тогда он решил попытаться снова взять ее за руку, и, наконец, Диана это ему позволила, хотя и весьма неохотно. И тогда Генри вновь обрел дар речи.
— Элизабет жива, — сказал он.
Диана закрыла книгу, лежавшую у нее на коленях, и выпрямилась. Она не отнимала у него свою руку — хороший знак, которому он до нелепости обрадовался, но продолжала пристально на него смотреть. Наконец она прошептала более сердечным тоном:
— Я знаю.
— Знаете? — Генри был поражен. — Но в то утро, после того, как вы пришли в оранжерею… Я видел Элизабет… Я думал, что она… возможно, не захотела жить…
— Нет, — осторожно прервала его Диана. — Она жива. И очень счастлива, как я думаю.
— Так, значит, все в порядке, разве вы не понимаете? Я имею в виду, что, если она жива, если она в любом случае не хотела выйти за меня замуж, и это была колоссальная ошибка — тогда мы с вами можем быть вместе. Вы и я можем…
Голос его замер. Он почувствовал, что колено у него болит, и уселся на пол у ног Дианы.
— Вам бы следовало давно сказать мне об этом.
Румянец вернулся на щеки Дианы, но она все еще с осторожностью поглядывала на Генри. Было что-то пронзительное в этом зрелище: Диана в этой маленькой комнате с желтовато-розовыми обоями и книгами, в комнате, где она жила еще маленькой девочкой.
— Это секрет. Я обещала Элизабет. Если бы кто-нибудь узнал… — Внезапно она отняла у него руку и запахнула кружевной воротник белого пеньюара. — Как вы узнали?
— Мне сказала Пенелопа. Сказала мне час назад. Моя мачеха устроила званый обед…
— Что между вами и Пенелопой?
Диана встала и отошла от Генри к узкой кровати, передняя спинка которой была обита бледно-розовым шелком. Генри не приходило в голову, что Диана может ревновать его к Пенелопе. Но чувство легкости и ликования не покидало его. Он стоял, сунув руки в карманы пальто и глядя в глаза Диане серьезным, нежным взглядом.
— Между мной и Пенелопой нет ничего, — заявил он.
— Ничего? — прошептала Диана с горечью — Как я могу в это поверить? Я, знаете ли, не слепая. Я вижу, как она на вас смотрит. И я знаю, какой вы.
— То, как она на меня смотрит, абсолютно ничего не говорит о моих чувствах к ней, которые таковы, как я вам уже сказал. Разве я не был с вами всегда честен? — продолжал он более мягким тоном. — Ведь я сам рассказал о том, что было у нас с Пенелопой, так с какой стати мне теперь лгать?
— Потому что вы ловелас, как я полагаю.
На лице Дианы читалось возмущение, но грудь ее бурно вздымалась. Генри видел, что ее раздирают противоречия, и она сама не знает, чему верить. Глядя на нее прямо и искренне, он подошел и, взяв ее лицо в руки, поцеловал в раскрытые губы. Поцелуй был продолжительный, и, когда он закончился, она прошептала:
— Вы не ловелас.
— Совершенно верно. — Генри начал играть ее локоном. — Твоя сестра жива, Ди, а это значит, что нет ни трагедии, ни предательства. Если мы захотим, то можем…
Его прервал звук дверного звонка, донесшийся снизу, — слабый, но отчетливый. Он повторялся снова и снова в тишине дома. Диана обвела взглядом комнату, затем посмотрела в глаза Генри. Ее взгляд выразил тревогу, и, когда звонок прозвучал в третий раз, она сказала:
— Может быть, это Элизабет?
— Элизабет?
Это показалось Генри маловероятным — правда, теперь он был готов поверить чему угодно.
— Разве она не открыла бы дверь сама? Ведь я именно так вошел, а я даже не родственник…
Любая другая девушка, боясь, что ее застигнут с мужчиной, с которым она не помолвлена и не обручена, стала бы в отчаянии заламывать руки. Но только не Диана. Закусив губу, она взяла Генри за руку и повела к двери. Осторожно открыв дверь, тихонько вышла вместе с ним из комнаты. Она остановилась на верхней площадке лестницы, всматриваясь вниз.
В холле зажегся свет, и женский голос, который Генри не узнал, сказал:
— Мистер Кэрнз, мы так давно вас не видели. Что привело вас сюда, да еще так поздно ночью?
Диана взглянула на Генри, прошептав: «Тетя Эдит».
— Простите меня за нарушение приличий, мисс Холланд. Я только что прибыл из Бостона. Конечно, я явился бы к вам в более подходящее время, если бы так не испортилась погода. Я собирался нанести вам визит с тех пор, как узнал о несчастье с мисс Элизабет, но меня удерживали дела. Недавно я услышал о тяжелом положении вашей семьи, и я…