— Ми-тян, подожди в коридоре.
Хидеки зашел на кухню, положил какой-то пакет в холодильник и бросил мне одежду.
— Одевайся мигом.
Я был не против. Одежда была новенькая, из магазина. «Рваные» джинсы и такая же «рваная» футболка. Ему нравились такие вещи? Мне, вообще-то, тоже.
— С этим парнем можно не церемониться, говори ему, что хочешь. Вкусно пахнет. Накрой на двоих.
Значит, я есть не буду? Этого следовало ожидать, но я благодарен ему за то, что он не заставил меня ходить голым перед этим человеком. Спасибо, хозяин, даже если это было чисто в Ваших интересах.
Глава 19
Микку как всегда такой шумный. Он меня сразу обнял, мне силой пришлось заставить его отлипнуть.
Давайте я немного расскажу о нем: Кунайо Микку – 26 лет, обворожительный брюнет, красивое мужское тело, которое почти всегда было снизу, а так он яойно-хентайный мангака по профессии, и мазохист по призванию. Бросил я его где-то год назад. Он был готов так далеко заходить, что я временно отказался от рабов. Встречались мы с ним ужасно долгое время для меня – два года.
Правда, где-то четыре месяца из этих двух лет, у меня был еще раб, но я перепродал его, чтобы возобновить с Микку отношения. Но сейчас я к нему уже почти ничего не чувствую, неопытный Сора меня привлекает больше, чем человек, не только знающий что от меня можно ожидать, но и знающий, что и как я люблю.
Когда Микку зашел на кухню, он был неприятно удивлен, хоть и ожидал этого.
— Э… что это? – он сразу увидел на моем мальчике ошейник, а значит назвать его «что» вполне позволяется.
— Я не «что», а «кто»! – крикнул Сора, но увидев мои глаза, понял, что в этом доме он «что».
— Называй его Сора, а ты, Сора, называй его Микку. Познакомились? Отлично, а теперь можно и поесть, а то я голоден.
Мы сели за стол, где нас ждали спагетти. Сора остался стоять за моей спиной, хороший мальчик, вот бы еще сам догадался, что лучше бы на коленях стоять.
Глава 20
Этот парень как-то странно смотрит на Хидеки, с восхищением, а на меня, как на врага, соперника. Он попробовал мои спагетти первым и на секунду замер, а потом попытался скрыть улыбку, что это? Ну и пусть думает, что хочет, главное чтобы Хидеки понравилось. И тут я слышу грозное «Сора»:
— Сора, ты случайно ничего не менял в рецепте?
— Нет-нет, ну только соль добавил, а то так безвкусно.
Хидеки положил руки на виски и приговаривал: «спокойнее, спокойнее», а Микку всем своим видом смеялся надо мной, что я сделал?
— Господин ненавидит ничего соленого, нужно было класть очень мало соли, неудачник.
Хидеки встал с тарелкой и все спагетти вывалились мне на голову, черт, а они горячие. Я смотрел вниз, не смея ничего сказать. Хидеки достал из шкафа нераспечатанный пакет с солью и высыпал в кружку и залил водой; кружку подал мне.
Глава 21
— Ты еще не завтракал? Вот твой “чай”, приятного аппетита.
— Хи-хи-хи, — посмеялся Микку.
— Ми, ты забыл, как я тебя так же заставил есть перец, когда ты случайно переперчил? – он сразу замолк, отлично.
Какие они все дети. Я посадил Сору себе на колени, он хотел сразу слезть, но не решился.
- Пей.
Сора покорно проглотил и закашлялся. Вкус, наверное, был не самым лучшим, особенно -послевкусие.
Микку следил за этим и ревновал. Он бы не отказался поменяться с Сорой местами. Микку нравилось такое обращение к себе. Когда Сора доел и вылизал тарелку, я позволил ему запить соль водой.
— Микку, по поводу того что я тебя сюда позвал. Я хочу нарисовать тебя.
— О, правда, Хидеки-сенпай? Это такая честь…
— И ля-ля-ля… но для этого тебе нужно переодеться.
— Во что?
— В зале увидишь, а ты пока доедай, переодевайся, и марш в студию. Сора, ты - все приберешь, вымой везде полы, вымоешься сам и… заглянешь в холодильник, там для тебя сюрприз. Как освободишься, можешь зайти в студию и там посидеть, а можешь чем-то другим себя занять.
Я зашел в студию и начал готовить краски. Ждал Микку, а вот и он нахмуренный и в халате.
— Хидеки-сенпай, ну почему вы мне сразу не сказали, в каком образе хотите рисовать?
— Ми-тян, я не считал это нужным говорить, для тебя это привычный образ, и сними этот халат. Я хочу на тебя посмотреть.
Он снял халат, и улыбка растеклась по моему лицу. На Микку был одет латексный костюм раба.
— Тебе идет, вот только взгляд высокомерный, — он опустил глаза и встал на колени, на четвереньках, он подползает к моим ногам и целует босую ногу. Я сразу дернул его за ошейник наверх, — Я тебя собираюсь только рисовать, не забывай это.
Эта боль во взгляде… я наслаждался ею. Я одел на него кляп: так-то лучше.
— Так, видишь вот то кресло? Поставь его вот сюда. Хорошо. Сядь на колени рядом с креслом, положи пальчики на ручку. И смотри чуть наверх. Нет, Микку, ну как ты понять не можешь. Представь, что я сижу в этом кресле и рисую. Я уже двое суток не обращаю на тебя внимание. Представил? Молодчина, у тебя должен быть такой взгляд. Немного приоткрой рот для убедительности. Хороший мальчик, а теперь замри и не смей двигаться.
Я взял кисточку с палитрой и начал вводить себя в то состояние, когда моего тела не существует, есть только холст, кисть и краски. Я страстно рисовал, Микку пытался не смотреть в мою сторону, но не получалось. Зато на его лице читалось все что нужно, душевная боль раба, вот моя задача. Весь этот костюм просто декорация. После того, как я нарисую Микку, я буду искать человека, сидящего в этом кресле. Я бы хорошо подошел, но сам себя не смогу нарисовать. За работой я не заметил, как зашел Сора, он сел позади меня на пол, навалившись на диван. Я чувствовал его взгляд на мне, но меня это не беспокоило.
Пусть восхищается мной.
Глава 22
Во рту все еще была соль; чтоб я еще раз не последовал рецепту! Какой я идиот, он же был исправлен рукой Хидеки. Я это заслужил. Заслужил? Нет, почему я так подумал? Меня тут держат насильно, бьют и извращаются надо мной. Я потрепал свое ухо. Зачем он проколол их? Они болят, особенно соски и язык. Эта соль так щипала, что я почувствовал кровь во рту. Я не обязан ничего делать. Ничего. Почему я тут? Я снова и снова задавал себе этот вопрос. Я зашел в туалет: меня вырвало, это произошло само собой, а потом принял ледяной душ. Мне стало лучше, даже мысли куда-то подевались.
Я быстро и честно сделал всю работу: хотелось посмотреть на рисующего Хидеки. Я тихо вошел в комнату. Вот мольберт, а за ним он. Напротив него было небольшое красное кресло, сидя на коленях, позировал Микку. Ничего так костюмчик, надеюсь, мне не придется его надевать.
На меня никто не обратил внимания. Я заметил диванчик у стены и сел так, чтобы мне было видно руки Хидеки. Он так захватывающе рисовал. Я не мог оторвать взгляда. Рийо становился прекрасным, он был красивым мужчиной, а тут он был прекрасен. Жестокость в нем исчезала, и оставался гений. Его гений. Он рисовал не людей, он рисовал душу людей, тогда эти звезды… он нарисовал душу неба. Я смотрел на Микку с отвращением, но как он нарисовал его лицо и его взгляд. Хидеки рисовал, не останавливаясь, три часа подряд, а меня беспокоил желудок, я был голоден. Кроме соли сегодня я ничего не ел; плюс, меня вырвало. Рийо услышал стоны моего живота.
— Малыш, сходи, поешь. В холодильнике найдешь подарок, я же говорил. Можешь все съесть, я такое не ем.
Я совсем об этом забыл. Интересно, что там? Микку повернул на меня голову, он был тоже голоден, но не смел об этом сказать. Я зашел на кухню и заглянул в холодильник: какой-то большой пакет. Достав его, я обнаружил большой шоколадный торт! Вот это подарок! После того, как я столько голодал и ел непонятно что… Я вскипятил чайник, сделал себе чай и отрезал огромный кусок торта. Пока никого нет, я решил, что можно и посидеть на стуле. Торт был просто великолепен, но я не понимал, чем я это заслужил. Поев и прибрав за собой, я вернулся в студию. Не вовремя. Микку и Хидеки целовались. Они целовались так, как не каждый бы смог. Их языки танцевали между собой танец, но было невооруженным взглядом видно, что во всех их действиях был главным Хидеки. Я не сразу заметил, что он держал его за шею и душил.