Он начал меня трогать, одной рукой за соски, другой… ммм… приятно. Кусал меня, а я только больше стонал от этого. Я не мог сдерживать эти звуки. Было больно и хорошо. Больно от укусов - хорошо от секса. Еще болела рука. Ей совсем не нравилось, что я активно двигаюсь. Он иногда сжимал плечо, делая еще больнее. Я только что заметил сережку в его правом ухе. Красиво… ему идет. Мы кончили с ним одновременно. У него в руке осталась моя сперма, он на нее посмотрел и вытер об одежду. Легкий поцелуй… Он застегнул ширинку, я тоже. Шин решил мельком заглянуть и прошел дальше.
— Знаешь, аники, это все же неприлично. У тебя хоть есть совесть?
— У меня нет стыда, чего мне стыдиться, что Сора меня не на шутку возбудил?
Я посмеялся, сидеть на коленях Хидеки было довольно удобно, но стеснительно. Мне хотелось слезть, но он не давал. Шин допил кофе, они о чем-то еще поболтали и Хидеки младший ушел.
Я опять остался один с ним. Он изменился в лице, стал каким-то задумчивым. Он поманил меня за собой, я пошел за ним, сначала думал, что в спальню, но оказалось, что на чердак. Он собирался меня там запереть.
— Забудь сегодняшний день. Мне не нужен любовник, — он запер меня.
Он назвал меня любовником? Л-Ю-Б-О-В-Н-И-К!!! Я любовник Хидеки? Нет, быть не может, но если подумать, сегодня… я хотел с ним секса, когда делал ему массаж на кухне. Хотел… и это было восхитительно… Неужели я влюбился в него?! Нет, просто мимолетная страсть. Просто так бывает. Я один, на этом пыльном чердаке; пытался осмыслить все, что произошло.
Я понял несколько вещей: желание умереть ко мне не приходит; я больше не ненавижу Хидеки; я хочу есть, я не хочу спать на чердаке. Я дважды испытал оргазм с ним; я привязался к нему, боль я чувствую уже по-другому. Я ревновал Хидеки к Микку; я начинаю признавать в нем хозяина. У меня болит рука; я люблю, когда он улыбается; я люблю, когда он рисует, но главное… я запутался. Хидеки плохой, но притворяется хорошим, или наоборот? Я думал, что в эту ночь не усну, но все эти мысли меня утомили. Что будет утром? Да, я был его любовником, но сейчас мне снова одиноко.
Глава 29
Чертов брат! Я не могу спать! Все из-за его плети. Я засыпаю только на боку, но стоит повернуться и… хоть немного, да больно.
Еще эти мысли о Соре. Что-то все выходит из-под контроля. Он вел себя, как Микку, только менее уверенно. Он был мил, но эти милые отношения мне не нужны. Поцелуй был так приятен, только потому, что этот поцелуй был полон любви. Чистой, потому что еще непонятой. Я не понял, что целовал его любя. После этого я не могу вот так просто от него избавиться. Теперь я и сам не знаю, чего хочу, мне же захотелось показать мальчику, что такое удовольствие – вот результат.
Я неисправимый идиот. Я должен был это предвидеть. Я должен был предвидеть с самого начала, что влюблюсь в этого мальчишку. Это глупое чувство – любовь. Я ворочался на кровати, мне хотелось обнимать Сору, мне хотелось заниматься с ним любовью. Мне хотелось научить его, что и боль может быть приятной. Нет, влюбляться в человека, который должен тебя ненавидеть… А может, он меня тоже… Хм, глупо так думать, я сделал ему много плохого и не сожалею об этом, но… я не могу припомнить, когда он улыбался, а может он вообще не улыбался… не помню, да и зачем ему было улыбаться со мной, а у него наверное красивая улыбка.
«Забудь сегодняшний день. Мне не нужен любовник» — сказал я это сам себе, а звучало будто говорил Соре… Сора… а интересно, как его звали до… Вот опять! Я интересуюсь настоящим именем Соры. Но почему он тогда подошел ко мне? Всё - просто жалость. Я жалок. Когда же это утро, я не могу уснуть из-за мыслей, но… Я все же уснул. Надеюсь, сон подскажет мне что делать, я надеюсь, что утром я все пойму, а сейчас у меня спутанные мысли.
Глава 30
Шаги — это он. Он поднимается и открывает дверь. Я сижу на холодном полу, закутавшись в одеяло, и смотрю ему в глаза, а он - в мои. У нас одинаковый цвет глаз — пришло мне в голову.
— Что-то рано проснулся, — сказал он, наверное, хотел сам меня разбудить.
— С добрым утром, хозяин. - А все-таки он хороший… Он странно посмотрел на меня и пробормотал что-то.
— Пойдем.
Я встал и пошел за ним, зачем все это сопротивление — от него я никуда не денусь, лучше смириться. Он впустил меня в ванную, а я хотел с ним в ванной… полежать. Умывшись, я прошел на кухню. Он тянулся зачем-то на верхнюю полку. В его руках была банка, но я не разглядел.
— Вы сами очень рано встали.
— Не твое дело, - я понимающе улыбнулся.
Он замер, но оцепенение быстро прошло. Что это с ним? Он, прямо, как старая техника — глючит.
Он подошел ко мне в плотную. Поцелуй меня, ну поцелуй, пожалуйста. Он взял меня за ошейник, сейчас поцелует, притяни к себе, как ты обычно делаешь. Он потянул меня вниз, я понял. Я встал на колени и расстегнул ему брюки. Обычно он сразу был возбужден, но не сейчас. Я немного погладил и взял в рот повисший член, он неохотно вставал. Хорошо, что рвотные рефлексы у меня уже получается подавлять. Я ласкал его, облизывал. Сжимал губами и полностью заглатывал. Я рад, что он сам не двигался: это бывает не очень приятно. Он, наконец, кончил, я проглотил, а на вкус это стало чуть лучше, но ненамного. Он застегнул ширинку.
— Приготовь что-нибудь. Все необходимое найдешь в холодильнике. И сними эту повязку, то, что Шин сказал ее носить два дня — это обычное докторское преувеличение.
Он куда-то ушел, я принялся за готовку, главное - не добавлять соли. Через полчаса все было готово, но он еще не пришел. Я вышел с кухни, в спальне его нет, тогда в ванной — тоже нет, в студии. Он сидел в кресле и держал картину в руках — думал.
— Э, простите, хозяин, но я все приготовил.
— Я сейчас, иди.
Он пришел через пять минут, я снова подогревал еду. Он сел, и я подал ему блюдо с улыбкой. Он попробовал и вздохнул.
— Готовишь ты все же плохо, но есть можно.
Я стоял возле него и у меня сжимался живот, я тоже есть хотел. Чем он меня накормит? Съев половину, он выбросил еду. Взял с полки железную миску и вывалил туда собачьи консервы. Он поставил их на пол и сухо сказал:
— Ешь.
Ну почему тебе так сложно дать мне нормальной еды?
— Я не голоден.
— Мне плевать, ешь.
Я встал на четвереньки и принялся за еду, не сказать, что на вкус это было так отвратительно, больше унизительно. Но я послушно все съел.
— Вылижи.
Я лизал, опять это унижение, опять. Почему тебе нужно все это? Почему Вам нужно постоянно доказывать себе, что у Вас есть власть? А, хозяин? Я смотрел на чистую миску, мне хотелось плакать. Было так больно, что хотелось плакать, но слез нет.
— Приберись в доме, я уеду — приду поздно.
— Да, хозяин.
Он ушел. Я остался один. Поскорей бы он вернулся. Я открыл холодильник и достал оттуда фрукты. Съем у него полхолодильника, чтоб знал, как оставлять меня в одиночестве. Я влюбился в него, потому что он… он единственный кто был рядом, когда мне было больно, даже не смотря на то, что это он был источником боли.
Я слышал, что человек, с которым ты регулярно занимаешься сексом, становится привлекательнее. Как это глупо, я проснулся сегодня и подумал, что он хороший, я просто поверил, что может быть все хорошо. Он одинок, поэтому ему нужен постоянный компаньон, но у него есть страх, что его партнер уйдет, поэтому ему нужны невольники. А бред все это, почему я пытаюсь все это объяснить, мама бы сказала просто — это недочеловек.
Мама… папа… Эх… Но целовать его бывает так приятно. Плыть по течению, может быть тоже приятно… Я отдраил весь дом, даже на чердаке прибрался, но Хидеки все нет. Я зашел в гостиную, там наматывая круги, думал. Но чем больше я думаю, тем больше путаюсь. Утром я ни о чем не думал, я решил, что буду слушаться его, а теперь я не уверен… он был так холоден, это на него не похоже… Я мысленно целовал его. Я мысленно обнимал его. Я мысленно был в его объятиях. Я мысленно занимался с ним сексом. И мысленно мне стало хорошо, но подумав не эмоциями, а разумом… мне стало плохо.