-- "Метеориты не всегда так активно притягивались к планете. Этому нет закрепленных на бумаге доказательств, зато сам Норзур и его жители с их уровнем развития и мировоззрения являются наглядным свидетельством: когда-то можно было дышать свежим воздухом и чувствовать, что такое ветер, дождь и снег, а не просто знать, какие ощущения они вызывают. И хотя космос дал людям шанс выжить, они любят напоминать себе об этом, снова и снова поднимаясь на крыши во время метеоритного дождя", -- по памяти процитировал Гриммюрграс и с улыбкой посмотрел на Тандри, который удивленно приподнял брови.
Тут следовало назвать автора строк, но его Гриммюрграс не помнил. Именно эту фразу с величием прочел Фаннар, когда они втроем уселись на скамейке рядом со смотровой площадкой, специально оборудованной для наблюдения за метеоритным дождем. Конечно, Фаннар тут же с усмешкой сообщил, чьи строки декламировал, и не преминул ввернуть едкий комментарий. Комментарий Гриммюрграс не запомнил, поскольку он не сильно отличался от остальных ему подобных, произнесенных когда-либо Фаннаром в его компании, а имени жертвы не придал значения, поскольку сам не был знаком ни с ней, ни с ее трудом. То, что строки настолько серьезно въелись в память, было само по себе удивительно. Видимо, декорации, на фоне которых Гриммюрграс услышал их впервые, сыграли свою роль.
-- Вот именно поэтому мы и не пойдем на небоскреб, -- презрительно кривя губы, произнес наконец Тандри. -- У меня зарезервировано лучшее местечко на этом представлении.
-- Успеем к началу? -- подхватил его озорной настрой Гриммюрграс. Если бы кто-то с кафедры узнал, как именно провел нынешний день профессор в компании своего студента, обвинил бы его в крайне непедагогичном поведении. И Гриммюрграс отдавал себе в этом отчет, но вот беда -- менять что-либо не собирался.
-- Если поторопимся, определенно! -- расхохотался Тандри. -- Нам идти далеко, так что вперед. И не забудьте дорогу: вдруг пригодится.
Дорогу Гриммюрграс запоминал, хотя пройдя пару кварталов, они вернулись к разговору. Точнее, Тандри пустился в откровения, а Гриммюрграс слушал и пытался осознать.
-- Я прекрасно помню фразу, что вы процитировали. Именно с нее начинается знакомство юного жителя Норзура с метеоритным дождем. И с верховенством науки. Мне было четыре, наверное, когда меня и сверстников привели на крышу небоскреба, произнесли те самые слова и сказали смотреть наверх, не отрываясь. Я смотрел, как и все. И очень долго приходил туда снова и снова, как и каждый, любой из нас, пока однажды... Простите, не помню, как так вышло. Может, в семь лет все дети бунтуют? И делают что-то наперекор взрослым. Или это обычное дело -- иметь в семь лет врагов, от которых нужно сбежать и скрыться, даже если скоро должен пойти метеоритный дождь. А может, мне и не семь было, восемь. Все это не так важно. Но однажды я не поднялся на небоскреб вместе с остальными. Не остался и дома, как делают некоторые. Я... просто оказался в другом месте. И увидел то, что не видел до этого. Говорю не слишком понятно? Ничего, скоро сами узнаете.
Он замолчал и некоторое время вел Гриммюрграса молча. Город Норзур, до кольца трущоб выровненный по линейке, почему-то вдруг начал напоминать лабиринт, как и речь Тандри: вроде бы все знакомо, но утрать внимание хоть на мгновение, и заблудишься окончательно. И Гриммюрграс сосредоточенно следил не только за дорогой, но и за спиной своего провожатого, странно напряженной. Что-то происходило с Тандри, и, кажется, ждало их не просто наблюдение за метеоритным дождем. Гриммюрграс мог ошибаться, а ток, пробегающий по телу от неясных предчувствий, стоило списать на пережитые недавно приключения.
Он взглянул на небо: чистое, без единого облака, будто замершее. Солнце клонилось к западу, и они шли вслед за ним.
-- Вы знаете, что у детей есть "свои места"? -- снова заговорил Тандри, чуть сбавив ход, чтобы Гриммюрграс поравнялся с ним. -- Наверное, и у вас такое было. Я не помню, зачем они нужны, но ими делятся только с самыми проверенными, тем, кому полностью доверяешь. Но можно доверять человеку, но все равно не рассказывать о "своем месте". Это все ерунда такая! Все, что я говорю. Мне хочется объяснить, но это не стоит пересказывать. Просто... я не знаю... я хочу, чтобы вы поняли. Попытались, по крайней мере.
Гриммюрграс не стал давать преждевременных обещаний. Он знал, что приложит все усилия, поскольку уже сейчас пытался разобраться в путаной речи Тандри, но говорить об этом вслух не видел смысла. Тандри тоже осознал, что с подготавливающими речами ничего не выйдет, поэтому набрал скорость и если что и говорил, так только указывал направление, когда Гриммюрграс, проявляя инициативу, сбивался с пути.
За трущобами начинались поля. В основном это были фермы, обеспечивающие город продуктами. Фермы перемежались с перерабатывающими заводами и электростанцией, а за всем тем, что обеспечивало жизнь Норзуру, шла полоса необрабатываемой земли: во-первых, потому что скот нуждался в обычной траве, во-вторых, потому что строить здания вблизи барьера опасались. Только электростанция подходила почти вплотную к куполу, поскольку была привязана к лавовой расселине.
В барьере имелось несколько железных дверей-выходов, стояки которых были генераторами этого самого барьера. У дверей находились сторожки: за генераторами постоянно следили, ведь малейший сбой мог привести к гибели города. Но от того места, где Гриммюрграс и Тандри подошли к границе, до любой из дверей было слишком далеко, чтобы их мог кто-то видеть. Они прошли мимо завода, который не подавал признаков жизни: все его работники наверняка уже заняли излюбленные места на крышах зданий. Да даже если бы они находились здесь, вряд ли бы смогли разглядеть две фигуры на границе города.
Тандри подошел к барьеру, вытянув руку перед собой, и остановился практически вплотную. Гриммюрграс встал рядом. Прямо перед ними солнце спускалось к холмам. Небо и земля замерли в ожидании чего-то: ветра не было заметно ни по эту сторону барьера, ни по другую. Гриммюрграс поймал себя на мысли, что они с Тандри тоже неподвижны, и ему потребовалось вспомнить, как именно дышать, поскольку тело, отреагировав на напряженность окружающего мира, и само напряглось, стараясь не нарушать гармонию ни единым движением.
-- Вы не против, если я пока не буду объяснять? -- тихо спросил Тандри, но его голос все равно показался неуместным. Почему он подумал, что сейчас требуются какие-то слова? Гриммюрграс промолчал.
Он смотрел на солнце, позабыв, с какой целью оказался здесь, и начавшаяся резь в глазах не становилась оправданием, чтобы отвернуться. Он был частью мира, такого старого, успевшего пережить многое, и в то же время не желающего умирать. Если постараться, можно дожить до следующего ясного дня, и он постарается, как и та невысокая трава, пожухлая, но все равно живая.