В полдень 10 августа мне позвонил маршал К. А. Мерецков. Я доложил, что войска армии на всех трех направлениях овладели основными опорными пунктами, освободили города Дуннин, Тумынь, Хуньчун. Перерезана рокадная дорога Дуннин — Хуньчун. Войска 3-й японской армии и пограничные гарнизоны, оборонявшиеся непосредственно на линии государственной границы, разгромлены, их остатки окружены в узлах сопротивления укрепленных районов или рассеяны по лесам, горам и дорогам. Приняты меры по ликвидации окруженных гарнизонов, которые пока еще отчаянно сопротивляются. Гарнизоны укрепрайонов противника оказались разобщенными, полевые войска, выделенные для усиления этих гарнизонов, помочь им не смогли…
Маршал Мерецков сказал:
— Товарищ Чистяков, с семнадцати часов десятого августа в оперативное подчинение вашей армии передается семнадцатый стрелковый корпус из состава пятой армии. Противник стянул к Муданьцзяну крупные силы и оказывает сильное сопротивление. Бои за этот город угрожают принять ожесточенный характер. Поэтому мы решили усилия фронта с пятой армии перенести в полосу двадцать пятой армии и подчинить вам с одиннадцатого августа еще восемьдесят восьмой резервный стрелковый корпус фронта. На это направление с двенадцатого августа перегруппировывается и подвижная группа фронта — десятый механизированный корпус.
Итак, уже с 10 августа, на второй день войны, роль 25-й армии, усиленной войсками фронта, резко изменилась. Теперь уже нам предстояло решать не вспомогательную задачу, а действовать в полосе главного удара фронта.
Мы должны были стремительно развивать наступление в юго-западном направлении, овладеть районом Ванцип, Яньцзи, Тумынь, перерезать коммуникации японской армии, идущие из портов Северной Кореи в Центральную и Восточную Маньчжурию. В дальнейшем нам предписывалось наступать на Дуньхуа, используя успех 10-го механизированного корпуса, отрезать пути отхода муданьцзянской группировки на юг и юго-запад и во взаимодействии с 5-й и 1-й Краснознаменной армиями окружить и уничтожить ее. Вспомогательным ударом во взаимодействии с Тихоокеанским флотом продвинуться вдоль морского побережья, овладеть основными портами Северной Кореи — Расин (Начжин), Сейсан (Чхончжин) — и городом Нанам.
12 августа в Дуннин прибыл маршал К. А. Мерецков. Он дал мне ряд указаний и уже хотел уезжать, как в штаб вошел командир 40-й стрелковой дивизии полковник С. Г. Цыпленков и доложил, что сейчас через Дуннин пройдет его дивизия.
— Не хотите ли вы, товарищ маршал, посмотреть на воинов, штурмовавших Дуннинский укрепрайон, среди которых много героев Хасана?
К. А. Мерецков охотно согласился.
Через несколько минут мы увидели четкий строй автоматчиков, артиллеристов, минометчиков. У многих на груди в лучах яркого солнца блестели ордена и медали, полученные за мастерство и отвагу, проявленные на поле боя при штурме Дуннинского укрепрайона.
В голове колонны на ветру колыхалось знамя 231-го полка. Все мы знали, что под этим вот знаменем полк громил японских самураев на озере Хасан.
Маршал К. А. Мерецков, стоя в своей машине, приветствовал героев прошлых и новых боев.
Полковник С. Г. Цыпленков пояснил нам, что знамя 231-го стрелкового полка несет автоматчик сержант Жеребцов, который со своим отделением уничтожил взвод самураев и захватил мост через реку Манчугай, обеспечив беспрепятственное продвижение наших войск и техники. В голове первой колонны шла рота автоматчиков капитана Боброва. Это она на высоте Безымянная разгромила японскую минометную батарею, штаб японского батальона, взорвала склад с боеприпасами и уничтожила не один десяток солдат и офицеров врага.
Этот своеобразный парад в боевой обстановке вышли смотреть тысячи жителей города. Я видел, как сияли их лица. Масса красных флажков, которые они поднимали и опускали в такт шагам наших воинов, казалась мне заревом, символом новой жизни трудового народа Китая, которому мы принесли освобождение, надежду, веру в счастливое будущее.
Напряженность боев за Гирин, Яньцзи, Тумынь с каждым днем нарастала. Темп нашего продвижения был невысоким. Почти полное отсутствие дорог не позволяло нам маневрировать войсками, обходить противника. Например, на участке Лаохейшань — Шитоухэцзы по одной-единственной узкой, извилистой с крутыми поворотами дороге двигались части и соединения 17-го и 39-го стрелковых корпусов и 10-го механизированного корпуса. Поэтому, когда разведывательные подразделения и передовые части вступали в бой с противником, остальные войска вынуждены были приостанавливать движение, маскироваться в кустах и отсиживаться в ожидании, пока авангарды не собьют заслоны врага. Да и свернуть-то, по сути дела, некуда было! Кругом горы, покрытые тайгой, валуны, валежник, на склонах гор болота. На западе мы привыкли к тому, что болота на низинных местах, а тут даже на вершинах гор! Мосты повсюду были подорваны, многие участки дорог минированы, устроены завалы. Наступление танкистов задерживалось и тем, что на пути то и дело встречались заболоченные участки, приходилось прокладывать гати. Противнику же эти обстоятельства помогали отрываться от нас. И только благодаря массированным ударам 9-й воздушной армии под командованием генерала И. И. Соколова нам удалось ускорить темп наступления. К исходу дня 14 августа 39-й корпус главными силами подошел к Шитоухэцзы (30 километров восточнее Ванцина). К этому же времени 17-й корпус частями 366-й стрелковой дивизии обошел по тайге противника с юга и во взаимодействии с 187-й стрелковой дивизией разгромил японские части, оборонявшие подходы к Тайнинскому перевалу.