Конечно, высокое политико-моральное состояние воинов бригады при соблюдении требований полевого устава позволяло надеяться на успешную оборону при имеющихся огневых средствах. Но здесь требования эти не выполнялись.
Я сказал, что если сегодня-завтра разведка противника узнает о существующем положении, то дело обернется для нас плохо; немцы смогут перерезать шоссейную дорогу.
Тут попросил слова комиссар бригады — полковой комиссар Василий Иванович Тулинов. Был он из Ленинграда, моряк, кадровый политработник.
Видимо, его крепко задели мои слова о том, что дело может обернуться плохо. Комиссар бригады встал и довольно резко сказал:
— Не будет этого. Моряки костьми лягут, но не пропустят немцев к Москве!
Я ответил ему тогда, может, грубо, но так, как думал:
— А танки по этим костям и проедут. Надо обойтись минимальными жертвами.
Командир бригады заявил откровенно:
— Я вас понимаю, но за такое короткое время вряд ли смогу сделать то, что вы требуете. Я двадцать лет командовал кораблями в море. В любой отсек в любую секунду я мог отдать приказание, а здесь, на суше, разбежались все на пятнадцать километров. То телефонная линия рвется, то аппараты не работают, одним словом, вряд ли смогу…
К его словам я отнесся с полным сочувствием, а про себя отметил, что и штаб ему как следует не помогает…
Картина для доклада в штаб армии Л. М. Сандалову была ясна. Наверное, мое пребывание в бригаде на том бы и закончилось, но к концу нашего разговора дверь в избу, где мы сидели, открылась и вошли Н. А. Булганин — член Военного совета Западного фронта и Л. М. Сандалов — начальник штаба 20-й армии.
Они заслушали командира бригады, который доложил все как есть. Л. М. Сандалов задал несколько вопросов о взаимодействии и противотанковой обороне. Ответы командира бригады не удовлетворили Сандалова. Тогда Н. А. Булганин обратился ко мне и приказал доложить о том, как организована оборона бригады.
Я доложил:
— Бригада имеет достаточно вооружения, и люди здесь прекрасные, но вряд ли она сможет остановить наступление противника, особенно его танков. Видимо, надо заменить командование бригады…
Сказал, а через несколько секунд крепко потужил о последней фразе, потому что после небольшой паузы Н. А. Булганин обратился ко мне:
— Товарищ полковник Чистяков, покомандуйте временно бригадой, пока мы подыщем для нее командира.
Я растерялся от неожиданности и только смог сказать:
— Товарищ член Военного совета, я никогда не командовал не только военными моряками, но даже на гражданском пароходе не плавал. Я общевойсковой полковник…
— Знаю. Временно покомандуйте бригадой.
Мне оставалось одно:
— Слушаюсь. Благодарю за доверие. Задача будет выполнена.
Они пожали мне руку, сели в машину и уехали, а я долго еще сидел и думал: с чего начать, как мне, пехотинцу в серой шинели, командовать теми, кто в черных…
Собрались мы: комиссар бригады, начальник штаба, начальник артиллерии, инженер, начальник тыла, комбаты. Я заслушал их, рассказал о себе, извинился, что не знаю многих морских терминов, слыхал лишь одно: у них кричат «полундра», а у нас «ура», но надеюсь, что мы поймем друг друга.
Я попросил поддержать меня, мои самые жесткие требования по соблюдению устава, попросил объяснить это коммунистам и комсомольцам.
День и ночь мы разрабатывали на карте и на местности план обороны, систему огня, особенно артиллерийского. В письменном виде разрабатывали взаимодействие с соседом справа и слева. Инженеру бригады приказал немедленно приступить к отрытию траншей, ходов сообщения, установке проволочных заграждений и мин. Начальнику тыла — заменить черные морские шинели на серые, чтобы лучше была маскировка. Начальник тыла тут же заявил мне: «Матросы поднимут бучу!»
Однако я настоял на своем. Черные шинели сдали, дали им серые, а моряки ни в какую не хотят их надевать! Что делать? На рожон лезть? Подумал, подумал да и приказал сдать серые назад и вернул морякам их черные.
В самом деле, воевал же Нахимов на суше и в черной шинели!
На карте с командирами батальонов проиграли мы возможные варианты действий со стороны противника и наших встречных.
К началу декабря общая обстановка под Москвой сложилась такая: наступление немецко-фашистских орд было остановлено, противник понес огромные потери, был измотан. Наши же войска, получив свежие подкрепления, 5–6 декабря перешли в контрнаступление.
Боевые действия с самого начала приняли широкий размах. Они проводились в условиях необычайно холодной, снежной зимы. Морозы доходили до двадцати пяти — тридцати градусов. Снежный покров к началу декабря достигал тридцати — сорока сантиметров, а к концу декабря — одного метра. Передвижение по такому глубокому снегу было затруднительно даже для пешеходов, не говоря уж о боевой технике. В это время противник особенно ожесточенно дрался за каждый населенный пункт: дома давали ему не только тепло, но и были готовыми укреплениями! Гитлеровцы превращали в опорные пункты подвалы и чердаки.