— Воздух!
Куда укрыться? Выглянули, поблизости щелей и убежищ не видно. В комнате на одной из коек, стоящих у стены, были навалены тыквы. Мы с Г. Н. Орлом нырнули под эту койку и быстро забаррикадировались тыквами. Ударило совсем близко, стекла и рамы со звоном вылетели. Мы услышали, как осколки застучали в стену. Тыквы наши тоже побило, но нас даже не царапнуло.
Уже после войны мы с генералом Г. И. Орлом вспомнили этот случай.
Я спросил, взглянув на его мощную фигуру:
— Как это мы с тобой уместились под одной койкой?
— Видно, страх загнал…
Страх не страх, а что толку стоять под бомбами, раскрыв рот и ожидая шального осколка…
…Когда фашисты отбомбились и мы отправились завтракать, столовой уже не было. В нее попала бомба. Так что, выйди мы на десять минут раньше, вряд ли остались бы живы.
К. К. Рокоссовский принял нас очень радушно. Вообще надо сказать, что каждый раз, встречаясь с Рокоссовским, я испытывал какое-то чувство подъема. Константин Константинович всегда с большим вниманием выслушивал собеседника, был требователен, но справедлив. Он никогда не унижал достоинства подчиненных, никогда не повышал голоса. Понятно, далеко не все люди обладают таким характером. Я понимаю и тех, которые могут повысить тон, чтобы нагнать жару на нерадивого, но никогда не пойму тех, кто грубит, унижает достоинство человека. Ведь даже в самом насущном, в квартире, например, можно отказать так, что человек поймет, не обидится, я уж не говорю о другом.
— Ну что, голубчик, — обратился ко мне Константин Константинович, — хотели от меня убежать в резерв? Не выйдет, дорогой. Будем вместе воевать под Сталинградом. Езжайте командовать двадцать первой армией, которая дралась под Клетской все лето. Ваша основная задача — держать плацдарм в районе Клетской.
Нельзя сказать, что очень уж я обрадовался такому назначению. В штабе фронта мне рассказали, какое тяжелое положение сложилось в районе Клетской. Смогу ли удержать этот небольшой плацдарм на правом берегу Дона размерами по фронту четырнадцать — шестнадцать километров и в глубину четыре-пять?! Трудное дело.
К. К. Рокоссовский добавил;
— Не мешало бы и занять Клетскую. Она за лето несколько раз переходила из рук в руки; то мы ее занимали, то немцы…
Сама Клетская находилась в низинке. За Клетской поднимались высоты, которые господствовали над ней. За высотами не было видно, что делается в глубине обороны противника.
К. К. Рокоссовский попросил подумать, как занять Клетскую, посоветовал хорошо изучить противника, свои войска, потом угостил нас обедом. Константин Константинович был очень гостеприимным человеком. После обеда дал машину, и я поехал в штаб 21-й армии, который располагался в Новоклетской.
Шел октябрь 1942 года. В районе Сталинграда продолжались тяжелые, кровопролитные бои.
В штабе 21-й армии его начальник генерал В. А. Пеньковский представил мне своих подчиненных.
Штаб 21-й армии (это я понял, конечно, позже) был укомплектован очень хорошими кадровыми офицерами, в большинстве своем служившими до войны в штабе Приволжского военного округа. Все они имели прекрасную штабную подготовку, да и на войне провоевали больше года,
Тут мне бы хотелось сказать несколько слов о моих товарищах, с которыми пришлось с того октябрьского дня 1942 года вместе воевать до победы над фашистской Германией.
Начальник штаба Валентин Антонович Пеньковский начал службу в армии в 1920–1924 годах. Окончил Объединенную военную школу в Минске. Позже командовал артиллерийским зенитным дивизионом. Имея широкую общую и военную подготовку, В. А. Пеньковский обладал к тому же незаурядными организаторскими способностями. Физически очень крепкий, неутомимый, он заражал окружающих своей энергией. Был Валентин Антонович человеком очень отзывчивым. Как у многих, были у него любимые словечки. Если обращался к нему с неприятным для себя вопросом взволнованный человек, Пеньковский обычно скажет ему бодро: «Уля-я-я! Ну, а теперь давай разберемся…»
Это его «Уля-я-я!» действовало на людей как-то ободряюще, успокаивающе.
В столовую он приходил всегда с одной просьбой: «Бульбы, бульбы дайте поскорее…»
Жизнь у него на войне была, понятно, напряженной до предела. И хоть внешне он был всегда спокоен, нервы порой немного сдавали, и в свободную минуту он просил меня: «Давай, Иван Михайлович, поскачем на лошадях». Это было для него своеобразной разрядкой. Когда после падения гитлеровской Германии меня направляли на войну с Японией, командовать 25-й армией, И. В. Сталин предложил мне взять с собой тех генералов и офицеров из 6-й гвардейской, кого сочту нужным. Понятно, что первым был В. А. Пеньковский.