Затем предупредил:
— Главное, самое главное — маскировка. Помните о режиме своей авиации, а особенно о режиме рации. Категорически запретите всякие работы днем на переправах. Никаких телефонных разговоров штабов армий с соединениями, частями и внутри самих соединений и частей, строгий режим передвижения по переправам днем, а ночью режим света. Особенно следите за переправами танков и автотранспорта. — И снова: — Учтите, товарищ Чистяков, вам впервые приходится выполнять такую сложную, ответственную задачу, и от успеха ее выполнения зависит вся операция.
Я мог ответить только одно:
— Благодарю за доверие. Приложу все силы, чтобы выполнить задачу.
…Трудно понять, как же это гитлеровское командование так и не узнало о сосредоточении целой армии на правом берегу Дона в районе Клетской. Видимо, противник полагал, что после тяжелых потерь в оборонительном сражении наши войска в ближайшее время не смогут предпринять серьезное наступление на юге. Как стало известно позднее, перед самым нашим наступлением в одном из оперативных документов немецкое командование отмечало:
«Противник не намеревается в ближайшем будущем предпринимать крупные наступательные операции на Донском фронте, в районе 21-й и 65-й армий».
К началу контрнаступления 21-я армия имела превосходство над немецко-фашистскими войсками в живой силе и технике; в людях на всем фронте в 1,4 раза, а на направлении главного удара в 3 раза. В артиллерии на всем фронте в 2,4 раза, а на направлении главного удара в 4,6 раза.
Основной удар 21-я армия наносила в направлении на Осиновку, Манойлин, город Калач, хутор Советский, где на третий день во взаимодействии с соединениями 5-й танковой и 65-й армиями наша подвижная группа должна была соединиться с войсками 57-й армии Сталинградского фронта (командующий генерал Ф. И. Толбухин).
При глубине операции сто десять километров от войск требовался быстрый темп наступления. Ведь нужно было это расстояние пройти с боями за трое суток.
К моменту наступления все дивизии 21-й армии были доведены до штатной численности. Дивизии, которые пополнялись из резерва Верховного Главнокомандования, уже получили зимнее обмундирование. Полушубки, валенки, варежки, вооружение — все было новым, добротным. Да собственно, к тому времени и личный состав дивизий, которые не отводились в тыл, одет и обут был хорошо.
Мы часто тогда думали, откуда берется у Верховного Главнокомандования все это? Казалось бы, так было до этого тяжело, и вдруг спустя всего год приходят красноармейцы, одетые куда лучше, чем даже до войны, имеют по три-четыре боекомплекта! Как же должна быть налажена работа в тылу, работа фабрик, заводов, которые обеспечивали успех Сталинградской операции!
Находясь в обороне, большое внимание мы уделяли боевой подготовке личного состава. Оборудовали специальные учебные поля, на которых обучали воинов тактике наступательного боя, совершенствовали владение личным оружием, отрабатывали приемы борьбы с вражескими танками. Артиллеристы учились поражать цели с первого снаряда, вести огонь прямой наводкой, умело ставить огневой вал перед наступающей пехотой. Повышали свое мастерство танкисты и саперы.
Однако мы хорошо понимали, для того чтобы прорвать оборону врага и успешно выполнить поставленную задачу, мало хорошо владеть боевой техникой, вооружением, иметь достаточный запас боеприпасов. Надо было создать у людей отличное боевое настроение, сделать так, чтобы каждый боец хорошо понимал, что удачный исход боя зависит от его личных умелых действий.
21-я армия до этого времени почти целый год вела оборонительные бои, надо было перестраивать психологию людей.
Если до 19 ноября 1942 года партийно-политическая работа проводилась под лозунгом «Ни шагу назад», то с 19 ноября, когда перед войсками была поставлена новая задача — начать мощное контрнаступление на противника, работа проводилась под лозунгом «За кровь загубленных захватчиками, за пролитую кровь наших товарищей!».
Больше внимания уделялось укреплению частей и подразделений. К моменту контрнаступления в армии было более 12 тысяч коммунистов и 16 тысяч комсомольцев.
Интересно, что в дни, предшествующие наступлению, и во время боев с 15 по 30 ноября 1942 года было принято а кандидаты и члены партии 949 и в ряды Ленинского комсомола 676 человек.
Я давно заметил, что особенно много заявлений о приеме в партию и комсомол поступало перед боем или во время боя.
Как-то разговорился об этом с начальником политотдела армии Л. И. Соколовым, спросил его, чем объясняют бойцы такое желание. Он мне ответил, что в большинстве случаев пишут в заявлениях просто: «Хочу идти в бой коммунистом» или «Хочу идти в бой комсомольцем». А потом на словах добавляют: «Если останусь жив, буду драться еще лучше, а если погибну, то хочу, чтобы дома родные мои и товарищи знали, что погиб я коммунистом или комсомольцем, а значит, я был впереди».