Из своего опыта я уже знал: если не удалось в первые же часы прорвать оборону на всем фронте, то повторить такой же удар в ближайшее время уже нельзя. Это и понятно. Для первого удара собираются все средства, он планируется на основе длительного изучения обстановки. И когда этот удар не приносит успеха, то обычно начинаешь бить в разных направлениях. Соберешь силенки в кулак, стукнешь. В конце концов что-то удается. На военном языке это звучит: прогрызать оборону противника на отдельных направлениях.
Так получилось на этот раз и у немцев. После неудавшегося тарана гитлеровское командование вместо запланированного прорыва нашей обороны с ходу и стремительного продвижения в глубину на Обоянь вынуждено было вести боевые действия сильными отрядами на отдельных направлениях при поддержке большого количества авиации, артиллерии и танков.
В течение всего 6 июля противник подтягивал и вводил все новые дивизии. Ему удалось в нескольких местах прорвать первую армейскую полосу обороны, и он подошел ко второй, занятой соединениями 1-й танковой армии генерала М. Е. Катукова и 2-го и 5-го гвардейских танковых корпусов. Войска 6-й гвардейской и 1-й танковой армий продолжали наносить врагу громадный урон, и, как он ни старался пробиться дальше, ничего у него не получалось. К исходу 6 июля противник почти не приблизился к Обояни, хотя был уверен, что захватит этот город в первые сутки наступления. За два дня боев противник продвинулся на 10–18 км, но ни в одном месте не добился свободы маневра в сторону флангов.
Однако можно ли было считать, что враг использовал все свои силы и возможности и теперь перейдет к временной обороне? Нет, такого вывода сделать было нельзя. Мы понимали, что у противника еще много свежих дивизий, особенно в глубоком тылу.
Наступила третья ночь, с 6 на 7 июля. Противник, перегруппировав свои силы, атакой на рассвете решил во что бы то ни стало прорвать нашу оборону на узком участке фронта у Обояни. Тут он сосредоточил три танковые и одну пехотную дивизии и после мощной авиационной и артиллерийской обработки наших позиций в три часа утра 7 июля ударил еще раз вдоль шоссе Белгород — Курск. Одновременно он ввел в бой до семисот танков и самоходных орудий.
Это был концентрированный бронированный кулак, направленный по наикратчайшему пути на Обоянь. Только на участке между Сырцево и Яковлево против 67-й и 52-й гвардейских стрелковых дивизий и частей 1-й танковой армии на фронте протяженностью пять-шесть километров противник развернул до четырехсот танков, поддержав их наступление массированным ударом авиации и артиллерии.
Находившийся рядом со мной на НП генерал армии Апанасенко сказал мне:
— Ну, командарм, если твои гвардейские войска против такой танковой лавины не дрогнут, операцию мы выиграем.
Я ответил:
— Гвардия гвардией, а как хорошо, что командующий фронтом своевременно поставил за нами танкистов Катукова. Без них пришлось бы нам плохо…
В это время генерала Апанасенко вызвал по ВЧ командующий фронтом. Апанасенко доложил ему обстановку, сказал, что несколько сотен танков ползут на нас. Ватутин попросил к телефону меня и обычным спокойным тоном спросил:
— Ну как, Иван Михайлович, настроение?
Надо сказать, что настроение у меня на войне было почти всегда приподнятое, и я ответил:
— Настроение, как всегда, отличное…
— Ну что ты, всегда отличное да отличное, по привычке, что ли?
Весь день 7 июля шла упорная борьба. Основной удар приняли на себя войска 1-й танковой армии. Гитлеровцам не удалось выйти в район Обояни. 6-я гвардейская и 1-я танковая армии удержали вторую полосу обороны, и лишь в двух местах противник продвинулся до 12 км и узким клином вышел к тыловой полосе обороны. Но чего это стоило гитлеровцам!
Огромные потери врага только в районе Сырцево, Красная Поляна по шоссе Белгород — Обоянь подтверждали данные аэрофотосъемки, произведенной 7 июля 1943 года в 13 часов 15 минут. На снимках было зафиксировано двести горящих танков противника. Их подбивали и артиллеристы, и танкисты, и авиация. Хотя надо сказать, что основная тяжесть в этом бою легла на противотанковую артиллерию и танкистов.
Нужно отдать должное и авиации, она очень хорошо помогала нам в это время! Более двух часов подряд наносили наши соколы мощные удары по наступающим частям противника. Постарались и наши гвардейцы, выдержав и этот массированный удар, который, как и прошлый, был сорван.
Вечером 7 июля ко мне зашел начальник политотдела армии Л. И. Соколов, который доложил о политико-моральном состоянии войск. По его наблюдениям, оно было высоким. Как всегда, полковник Леонид Иванович Соколов, очень исполнительный, смелый человек, во время этого тяжелого боя находился на переднем крае, и, как всегда, пожурил я его за это. Но видимо, не мог он быть в тылу — хотелось все увидеть самому, чтобы сделать необходимые выводы и правильно организовать работу политотдела. И работа политотдельцев была построена так, что во время самых тяжелых боев политработники армии всегда находились в тех подразделениях, где была наиболее сложная обстановка, где схватка с врагом была особенно жаркой.