Да, для меня это была горькая пилюля…
…После того как вся первая полоса была прорвана, противник опомнился и перед второй оборонительной полосой стал оказывать нам упорное сопротивление. Чтобы сдержать наше наступление, он цеплялся за каждую рощу, за каждый хутор. Но трудно было остановить войска, охваченные высоким боевым порывом. К тому же на вторую оборонительную полосу всеми силами вышла 1-я танковая армия, а командиры корпусов ввели свои вторые эшелоны.
На всем фронте нашей армии наступление развивалось успешно. Войска действовали умело и слаженно. Очень хорошо помогали нам и артиллерия, и авиация, и танки. Такое дружное, организованное взаимодействие при четком управлении позволило успешно преодолеть сильное сопротивление противника.
В полдень наши войска подошли к Томаровке. 51-я и 52-я гвардейские стрелковые дивизии отчаянно дрались в этом районе и стремились занять ее с ходу, но, к сожалению, этого у них не получилось.
Да, долго не могли мы овладеть Томаровкой. Там было очень много каменных зданий, и противник умело использовал их как укрытие для пулеметов, пушек и танков.
Подошли мы к Томаровке, как я говорил, быстро, 3 августа, и поскольку с ходу туда ворваться не удалось, пришлось нам с командующим 5-й гвардейской армией генералом А. С. Жадовым обойти Томаровку. Мы пошли с запада, а он с востока. Местность там тяжелая — овраги, балки, маленькие речушки с поймами, не пройдешь не проедешь.
Здесь, у Томаровки, произошел неприятный для меня разговор с представителем Ставки Верховного Главнокомандования Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым.
Я должен был ввести танковый корпус под командованием генерала А. Г. Кравченко в полосе наступления 71-й гвардейской стрелковой дивизии и выжидал, когда она пройдет реку Ворсклу, чтобы вслед сразу же ввести этот корпус. В это время ко мне на НП и приехал маршал Жуков. Не успел он сойти с «виллиса», как спросил:
— Ввели танковый корпус?
— Пока нет.
Не дожидаясь моего объяснения, маршал Жуков сказал:
— Такой опытный командарм, а корпуса ввести не можете. Не надо было вам его давать. Введите корпус в полосе первой танковой армии!
По опыту я знал, что в такой ситуации не стоит возражать маршалу, и пошел звонить генералу М. Е. Катукову, хорошему своему другу. Сказал Михаилу Ефимовичу, что маршал Жуков приказал в полосе его армии ввести танковый корпус Кравченко.
В ответ услышал умоляющий голос Катукова:
— Не ломайте вы мои боевые порядки…
— Я бы рад не ломать, да ничем помочь не могу. Мне приказано.
Волнение Катукова я очень хорошо понимал, потому что введение нашего танкового корпуса сразу снизило бы ему темп наступления.
— Сделай что-нибудь, — продолжал просить меня Михаил Ефимович,
— Что же сделать? Ладно, мы сейчас с Кравченко подъедем к тебе.
Приехали. Говорили, говорили, но так ничего и не решили.
С тяжелым настроением вернулся я на свой НП. Здесь командующий бронетанковыми и механизированными войсками армии полковник Липатов доложил мне, что танковый корпус приступил к преодолению заболоченных берегов реки Ворсклы.
— Маршалу Жукову доложил об этом?
— Нет, он в землянке разговаривает по ВЧ с командующими Воронежским и Степным фронтами.
Я, пользуясь тем, что маршал Жуков был занят, вместе с генералом Кравченко поехал к реке Ворскле, где начальник инженерных войск генерал Кулинич доложил мне:
— Для танков сделано два прохода, заканчиваем третий. Через двадцать — тридцать минут он будет готов. Одна танковая бригада уже переправилась полностью.
Вернулся я на свой НИ. Там маршал Жуков рассматривал свою оперативную, в разных красках карту. Не успел ему доложить, как идут дела, он спрашивает:
— Корпус переправил?
— Заканчиваю.
Однако я умолчал, где его переправляю. Жуков строго посмотрел на меня.
— Вот так, товарищ командарм, иногда можно и нужно использовать местность соседа.
Он говорил, а я все думал: сказать или не сказать, что переправляется корпус в заранее задуманном месте, которое для нас и ближе, и удобнее, и безопаснее, хоть затратили мы два часа на подготовку.
Тогда я так и промолчал, а позже, когда задача была выполнена хорошо, сказал Георгию Константиновичу:
— А все-таки я танковый корпус по плану ввел…
— Чего ж ты не сказал тогда?
— Постеснялся.
Точнее было бы, конечно, сказать, побоялся, понадеялся на хорошее правило «победителя не судят», поскольку был уверен в успехе.