Я решил сам познакомиться с лейтенантом Гороховым. Выбрал свободное время, пригласил с собой начальника политотдела армии полковника Л. И. Соколова, и мы поехали в батальон. Когда подъехали к батальону, который располагался в предбоевых порядках, в укрытиях, навстречу нам вышел лейтенант. Я обратил внимание, что он чисто выбрит, аккуратно заправлен. Лейтенант Горохов не знал о нашем визите, поэтому тем более было приятно видеть его таким подтянутым. Он доложил, что батальон приводит себя в порядок после боя, и, как положено, закончил:
— Докладывает командир батальона лейтенант Горохов.
Я обнял комбата, расцеловал его по-отцовски и сказал:
— Молодец, товарищ капитан!
Он меня поправил:
— Лейтенант.
Я повторил:
— Капитан Горохов, вам за хорошо проведенный бой присваиваю это звание.
Затем я приказал капитану Горохову собрать батальон в укрытие. Когда мы подошли к гвардейцам, мне бросилось в глаза не только то, что вид у них был усталый — после тяжелого боя это понятно, — но и то, что все красноармейцы были под стать своему командиру: побриты, подтянуты и настроение у всех хорошее. Завязалась у нас беседа. Они задавали вопросы нам, а мы им. Нас больше всего интересовало одно:
— Как же все-таки вы эти два дня продержались на высоте?
Каждый по-разному, но, в общем, говорили одно и то же:
— Нам не впервые приходится встречаться с таким противником. На Курской дуге шла стена танков, а мы перед ними не дрогнули. Почему же здесь мы должны воевать хуже…
Я стоял и думал: «Какие дорогие сказаны слова…»
Капитан Горохов подтвердил:
— Да, ни один воин не дрогнул в бою. — И тут же добавил: — Было бы нам, товарищ командующий, куда тяжелее, если бы не наши саперы. Всю ночь на открытой местности они опоясывали высоту минами. Под непрерывным огнем противника врывали в мороженую землю противотанковые мины и только к рассвету возвращались в свои траншеи. На минах подорвались несколько танков противника и сотни солдат. Те же танки, которым удалось прорваться сквозь минные поля, мы забросали гранатами.
Я приказал представить к правительственным наградам всех отличившихся в этом бою, в том числе и саперов под командованием младшего лейтенанта Г. Гончарова.
С хорошим настроением возвращался я на свой НП и думал: да, не только во время войны, но и в мирное время не надо опасаться назначать на большие должности молодых. Сколько раз практика подтверждала правильность такого доверия!
День за днем в районе Невеля продолжали мы вести ожесточенные бои с превосходящими силами противника, который упорно стремился ликвидировать горловину «бутылки». Но горловина — «дорога жизни», как называли мы ее в то время, — продолжала безотказно работать.
К середине декабря немецко-фашистское командование после ряда неудачных наступательных действий юго-западнее и западнее Невеля и юго-восточнее Пустошки начало отводить свои войска перед левым флангом 6-й гвардейской армии. Дело в том, что гитлеровцам стала серьезно угрожать группировка 1-й ударной армии под командованием генерал-лейтенанта Г. П. Короткова и 22-й армии под командованием генерал-лейтенанта В. А. Юшкевича, которые успешно развивали боевые действия в районе Пушкинских гор, севернее Опочка.
Теперь, согласно директиве командующего фронтом, войскам 6-й гвардейской армии предстояло во взаимодействии с войсками 3-й ударной и 22-й армий прорвать оборону северо-восточнее Невеля, наступать северо-западнее Идрица, Опочка.
Оборона противника на нашем участке шла по высотам и холмам между озерами Малый Иван, Большой Иван и Каратай. Ширина озер 100–200 метров, а местами и более. Правый берег, где был противник, выше, обрывист и позволял ему хорошо наблюдать нашу сторону. Нам было известно, что озера эти даже при хороших морозах глубоко не промерзают, лед их непрочен, а протоки, которыми они связаны, не замерзают и вовсе. Так что на танки рассчитывать не приходилось.
Долго мы ломали голову, где же лучше наступать. В межозерных пространствах? Но там, по нашим сведениям, противник организовал сильную оборону, так как сидел в этих местах более двух лет. После тщательной оценки местности противника, его огневых средств все мы пришли к одному выводу — наступать через озера по льду. Переправляться по льду, к тому же ночью, нам приходилось впервые. Поэтому штабы разработали особо детальные планы и немедленно приступили к усиленным тренировкам подразделений, выделенных в передовые отряды. Для этого оборудовали специальный полигон, где создали условия, подобные тем, в каких придется действовать во время атаки. На полигоне пробивали двухметровые полыньи, через которые учили бойцов переправляться с помощью матов, палок, жердей. Очень тяжелое это дело — ночью обнаружить полынью и преодолеть ее. Важно также было научиться не потерять в темноте направление, а то выйдешь раньше товарищей и не на том месте, где следует! Днем во время тренировок офицеры завязывали себе глаза и шли вслепую. В лесу хоть можно привлечь к себе внимание воинов, подражая крику птицы — сорокой покричать или филином, а на льду не покричишь! Правда, потом многие научились подражать звуку оседающего льда: бву-бву-бву…