Привел как-то домой приятеля Симху. Заигрались, Симха нечаянно выдавил в оконной раме стекло. Вернувшись, взглянул отец на оконную раму:
— Такое стекло стоит три кроны!
Не кричит, это значит, что взбешен до крайности. Еще бы, стекло — это деньги. Старается успокоить отца:
— Заработаю, вставлю стекло.
— Мы не нищие, не можем жить в доме с разбитым стеклом, — объясняет отец. — Кроны нужны не потом, а сейчас.
— Так что — идти воровать? — слезами прорвалось отчаяние.
— Паршивец! — ударила мать по лицу. — Как разговариваешь с отцом?!
Первая в жизни пощечина взорвала незыблемый патриархальный порядок.
— Кусок стекла дороже сына, ну и пусть!
Отец бил деревянным метром, пока не сломался. Огорчился еще одному убытку:
— Такой метр из-за тебя поламал! Ты уже взрослый, должен нести в дом, а не из дому. Этот метр стоит полторы кроны, и три кроны стоит стекло. С тебя четыре с половиной кроны, уходи и без денег не возвращайся.
Четыре с половиной кроны! Где взять? Идет по местечку, думает не об обидах, а у кого занять деньги. Отец не бросает слов на ветер, без денег нельзя возвращаться домой. У Симхи отец — сапожник, один из многих, в их домах-мастерских не водятся деньги, только смрад. Редко кому улыбается счастье пошить сапоги, дни заполнены бесконечным ремонтом. Сидят на треногих стульчиках, тычут шилом в сморщенную от старости обувь, длинноносыми молотками вбивают в гниль деревянные гвозди. Попросить в долг у Рувима, сына портного Шлоима? И в этом доме нет денег, доля местечковых портных — тот же грошовый ремонт.
Подошел к дому раввина, сюда стекаются кроны и геллеры, от богатых и бедных, даже от хозяек, готовящих суп на жире немытых кастрюль. С каждой капли молока умудряется снимать сливки, получает за молитвы, за праведный и неправедный суд, за обучение мальчиков святому писанию. Но попробуй попросить грош и почувствуешь себя грешником, который собирается обобрать господа бога.
Может, занять у резника Гирша? — разглядывает Адольф его дом. Сюда каждый день идут деньги, этот дом не обойти ни одному местечковому жителю. Только резник уполномочен богом резать кур, уток и прочую живность. Говорят, дает в долг, но с разбором, под высокий процент. Ему не даст, побоится отца… Выход один — идти к Шнеерсону. С чем? Кто приходит с пустыми руками, тот так и уходит. Что продать? Кроме талеса,[4] купленного недавно к бармыцве,[5] ничего не имеет. За талес отец убьет! Не узнает, купит такой же в Стрыю. А если не сможет, если отец обнаружит пропажу? Будь что будет, это наступит когда-то, отцу надо сейчас отдать деньги.
Шнеерсон купил талес, еще бы, за четверть цены. Продавец и покупатель думали не о боге — о деньгах. Принес отцу четыре с половиной кроны, тот не спросил, где достал. Сын оказался на высоте, сумел «сделать» деньги. Пропажу талеса обнаружили спустя три месяца, за день до бармыцве. Обвинили прислугу Ривку, больше некому украсть в купеческом доме. Прогнали вдову, горько плакала, здоровьем сыночка клялась в своей непричастности. Слушал причитания Ривки, знал, что гонят на смерть от позора и голода, мучила совесть, сгорал от стыда. Не смог себя пересилить, не сказал правду, отец выгнал бы из дому. Ненавистного дома, без которого не мог обойтись. Опротивели Букачевцы, с годами все больше мечтал об ином месте под солнцем.
В Стрыйской гимназии обучались дети шляхтичей и городских богачей, по сравнению с ними отцовская жизнь выглядела убогой и жалкой. Не видел радости от власти над местечковыми нищими жителями, да и власть эта ненадежна и призрачна. Легко могла ускользнуть, не обладал отцовской хваткой и изворотливостью. Разорился бы, ждала участь нахлебника другого хапуги, стал бы посмешищем нищих, таким, как «недоделанный» Ицик. И это еще не предел, мог опуститься до местечковых низов — говорящей грязи единственной улицы, попрошаек, униженно вымаливающих жалкое пропитание. Ни один вариант не устраивал, даже лучший — повторение отцовской судьбы. И по-отцовски верил во всевластие денег, без богатства не могло быть стоящей жизни. Решил завоевать богатство не отцовским путем, своим интеллектом. Не раз бывал в особняке соученика Наума Нахмана, наслышался от него, как легко и красиво зарабатывает огромные деньги отец-адвокат. И он может стать адвокатом, хватит ума, терпения, сил. После Стрыя — европейского городка, с красивыми домами и плохо мощеными улицами — следующим этапом к богатству мог стать только Львов. Там найдет свое место среди господ, разъезжающих в самых красивых ландо. Ради этого горы своротит, надо будет — пролезет через ушко иголки. Надеяться не на кого, на всемогущие в Букачевцах отцовские кроны во Львове сможет лишь скромно учиться. Очень скромно! Перед отъездом во Львов отец устроил прощальный обед. Припекала жара, стол накрыли в саду. Красуется фаршированная рыба, кисло-сладкое мясо, взвар, штрудл, наливка. Раскладывает мать по тарелкам, появляется нищий седобородый старик, просит пожертвовать сироте на приданое.