— Анна не хочет, — устало отмахнулся он. — Мне-то все равно, но у Анны личная неприязнь к Господу Богу. Она не может простить Ему Мишку.
— Ему? — удивилась мать и неожиданно расхохоталась. — А что, твоя жена стоит выше Бога, что Он ни с того ни с сего стал вдруг нуждаться в ее высоком прощении? К тому же, насколько я знаю, Его там не было. Вряд ли Господу придет в голову прикинуться крутолобым пацаном.
— Он мог бы предотвратить это…
— А если Он пытался предотвратить что-то другое? Еще более страшное?
Она наклонилась так, что теперь Кирилл почти не видел ее круглых глаз.
— Если Богу был нужен наш мальчик? Такое ты никогда не предполагал?
— Оставим это, — попросил Кирилл. — Я не верю в Бога. И вообще не склонен к метафизике. Увы…
Она откинулась назад и теперь смотрела на него тем взглядом, которого Кирилл не любил и потому боялся.
Взглядом, с помощью которого она проникает в твою душу, пытаясь понять.
— Когда, наконец, ты перестанешь врать себе и другим? — произнесла она наконец бесконечно усталым голосом. — Поистине часть бедствий постигает нас из-за нашей самоуверенности, но куда больше несчастий случается от неуверенности в себе. Впрочем, суть две стороны одной медали.
Анна в очередной раз дочитала письмо в заветном конверте. Втайне от всех, поскольку предчувствие НОВОЙ ЖИЗНИ не нуждалось в публичности. Кто-нибудь запросто мог сглазить.
— Ага, мы получили любовное послание!
Она резко обернулась. Голос Кирилла прозвучал так неожиданно над ее ухом, что она вздрогнула.
— Ты меня напугал!
— Вот уж не надеялся! Моя бесстрашная жена чего-то боится?
— Не «чего-то», а кого-то!
— Неужто ты живешь по Библии? «Жена да убоится мужа своего»… Будем считать, наконец-то ты меня убоялась!
— Не надейся, — усмехнулась она. — Был у Ведьмы?
Он с трудом сдержался. Сколько можно так называть его мать?
— У мамы, — поправил он с неожиданной суровостью. — Она ждет нас вечером с детьми.
— Конечно, — кисло улыбнулась Анна. — Старой леди хочется на прощание обнять внуков. Мы же уезжаем на край земли. Откуда не летают самолеты, не ходят поезда и даже машиной не выберешься… Она по-прежнему напускает на себя вид «незаслуженно обиженной и брошенной старости»?
Взгляд ее был исполнен такой ненависти, что Кирилл предпочел бы в этот момент смотреть совершенно в другую сторону, чтоб не разлюбить ее. Иногда он сам удивлялся запасу своей любви — слишком часто Аннины глаза суживались так, как если бы ей хотелось испепелить своим взглядом весь мир.
— Аня! — попросил он. — Не надо… Мама старый и одинокий человек. Душка — смысл ее существования. Отдушина. Даже кличку эту придумала ей она. Душа, душенька, душка…
— И все забыли, что у девчонки, кроме собачьей клички, есть замечательное имя Дарья! — возмутилась Анна.
— Ей нравится, — пожал плечами Кирилл. — Дашек много, Душка — одна.
— Ох уж это наше стремление быть единственными в своем роде! — с сарказмом рассмеялась Анна. — Мы такие оригиналы, бог мой! Девчонка уже сейчас пылинки с бабки сдувает, а однажды я заметила вот что…
Она замолчала, и Кириллу вдруг очень захотелось разгладить злую морщинку на ее лбу.
— Я зашла, а они сидят и молчат. Смотрят друг на друга, совершенно не реагируя на меня. Если твоя мамаша хочет внушить моей дочери этот кретинизм с телепатией…
— Это не телепатия! — мягко поправил Кирилл. — Это — другое!
— Плевать, — оборвала Анна. — Меня тошнит от ваших метафизических бредней! Как это ни назови, эффект один и тот же — мне не нужна оторванная от реальности дочь, мнящая себя богоизбранной! И потом, она так ругается при детях! Что это за выражения она себе позволяет?
— Она художник, а им свойственна эксцентричность, — попытался защитить мать Кирилл.
— О боже! Значит, если я не удостоена такой чести, мне нельзя выражаться как лабазник, а ей можно?
— Ты врач. У тебя в жизни другие функции, — улыбнулся он. — Так же как у меня. Давай закончим, ладно? Не порть ей вечер — может статься, она увидит детей в последний раз… Не забывай — мать очень старый и больной человек.
— Хорошо, — устало согласилась Анна. — Я буду паинькой. Сделаю вид, что мне безумно интересно слушать ее бредни. Что я тронута ее дешевыми подарками. Все это ради тебя. Чего еще она хочет?
— Чтобы мы окрестили Павлика и Душку.
Анна насупилась. Морщинка прорезала ее лоб.