озь пелену дождя, она была несказанно рада блеснувшим вдалеке мокрым железным крышам трехэтажного кирпичного здания. - Надо же, как повезло, - услышав ржание лошадей, сквозь зубы процедил Николас: смахнув назойливые капли с лица, он быстрым шагом направился к одиноко стоящему бруму. Хартли, будучи в нетерпеливом предвкушении поскорее оказаться в сухом месте, последовала за ним. - Проклятый ливень! - пропустив мисс Клементайн вперёд, он забрался в экипаж. - Куда вам, сэр? - пожилой извозчик, прикрыв рот рукой, громко и сухо закашлял. Николас взглянул на Хартлей и сразу замешкался - продрогшая, в промокшем платье и неряшливо обвисшей шляпке она выглядела как никогда жалко. Вздохнув, он потянулся за часами. До утра было ещё далеко, и от осознания этого его губы тронула кривая ироничная усмешка. - В котором часу отпирают дверь в вашем доме? Дабы не соприкоснуться с ним взглядом, Хартли отвернула голову. - На рассвете, около шести, - дрожа от холода, отрешенно проговорила она. - Это... Это безумие какое-то, - Николас раздраженно качнул головой. - Сэр? - Чизвик Хай-роуд, гостиница «Парплхейз», - собравшись с мыслями, наконец выпалил он и откинулся на мягкую спинку сиденья. В этот момент возница взмахнул хлыстом и экипаж тронулся. Нахмурившись, Хартли бросила на Николаса взгляд, полный недоумения. - Мы ведь едем в Ричмонд, правда? - с надеждой в голосе тихо спросила она, будучи уверенной в том, что ей послышалось. - Нет, мы отправимся туда на рассвете, - его взгляд пронизывал её насквозь, отчего той на мгновение стало не по себе. - Возвращаться прямо сейчас в Ричмонд - не самая лучшая идея. Там, куда мы едем, есть отличная возможность согреться у камина. А ещё там подают превосходный глинтвейн. Хартли ничего не ответила. Казалось, она постепенно приходила в себя, отчаянно пытаясь привести в порядок свои мысли. Гнев, разочарование, изумление и приятное облегчение смешались воедино, заглушая доводы здравого смысла. Пути назад не было. Она зашла дальше, чем могла себе представить, загоняя себя в бездну неизвестности. Неизвестности, в предвкушении которой что-то приятно сжималось в животе. - Или это всё сон, или я медленно схожу с ума, - прошептала Хартли и тут же стыдливо заслонила рот ладонью. Николас, бросив на неё мимолетный взгляд, сделал вид, что не услышал. Гостиница «Парплхейз» была зданием ничем непримечательным, сливающимся на фоне остальных построек в георгианском стиле. Спрятавшийся за банком фасад из красного кирпича можно было бы и вовсе не заметить, если бы не поблескивающая в свете газового фонаря табличка с яркими вычурными буквами. Им предоставили одну из комнат на верхнем этаже - поднявшись по скрипучей лестнице, они оказались у высокой резной двери. Покрутив ключ на пальце, Николас вставил его в замочную скважину и плавно повернул против часовой стрелки. Внутри что-то щелкнуло, и дверь отворилась. Хартли вошла внутрь и осмотрелась. Комната была обставлена без единой претензии на роскошь. Деревянный двухстворчатый шкаф с большим зеркалом со временем покрылся мелкими трещинами; на тёмно-зелёных плюшевых портьерах присутствовали пятна, а на старом паркете были заметны потёртости. И только отделанные дубовыми панелями стены с узорчатыми обоями в мятных тонах свидетельствовали о лучших временах, которые для этой гостиницы уже давным-давно минули. В недавно разожженном камине играли язычки пламени, свет от которых размеренно падал на кровать, что стояла у стены напротив. Растерявшись, Хартли застыла посередине комнаты. Невнятная игра зашла в тупик, часы остановились, а время, казалось, застыло - в эти безмолвные секунды она смотрела не него, силясь задать один единственный вопрос. - Зачем? Убрав с лица мокрую прядь, Хартли повернулась к камину и обхватила себя руками. Мокрое платье неприятно липло к телу, от него мерзко покалывало кожу - она прикоснулась пальцами к серебристым пуговицам, но тут же отдернула руку, поймав на себе цепкий взгляд Николаса. При мягком свете камина его изящное, с правильными чертами лицо не выражало ничего, кроме притворного спокойствия, однако это впечатление было как никогда обманчивым. Николас Макэлрой читал её, будто открытую книгу, в то время как сам оставался для неё неразрешимой загадкой. И чем сложнее была эта загадка, тем сильнее она привлекала, манила к себе так же, как чаща манит лесного оленя, жаждущего поскорее скрыться в густых зарослях диких деревьев. - Если бы однажды столкнувшее нас обстоятельство умело говорить, я бы задал ему в точности такой же вопрос, - пододвинув кресло поближе к камину, Николас бросил на него свой сюртук. - Пожалуй, вам бы следовало просушить платье, в ином случае вы рискуете простыть и слечь в постель. Хартли взволновано сглотнула. Её щеки зарделись то ли от стыда, то ли от праведного негодования. - Я подожду снаружи, - осёкся Николас, осознавая смысл сказанных им слов: эта неловкая ситуация несколько позабавила его, посему он, пряча улыбку, быстро зашагал к выходу. Оставшись наедине с собой, Хартли принялась медленно расстегивать лиф платья - её пальцы дрожали так, что она едва могла ухватиться за пуговицу. Носившиеся в воображении мысли принимали самые, что ни есть, нелепые формы, смущавшие затуманенное сознание пленительными образами, то и дело возникающими перед её мысленным взором. Оставшись лишь в одной батистовой рубашке, Хартли подошла к зеркалу. Её кожа казалась неестественно белой, словно фарфор - в мерцающем полумраке она напоминала призрака, и только рыжая копна волос с багряным румянцем на щеках выдавали в ней воистину живого человека. Проведя рукой по нежной ткани, она отвела взгляд. Внутри всё вдруг тревожно сжалось: то ли от чрезмерного бессилия перед самой собой, то ли от понимания того, что в её облике есть что-то порочное, то, что глубоко возмущало её и приводило в состояние безвольного смятения. Недолго думая, Хартли стянула с кровати покрывало и, укутавшись в него, устроилась на краешке кровати. Несколько минут спустя в комнату зашёл Николас: прикрыв за собой дверь, он присел рядом, молча уставившись на трепещущее пламя. - Куда вы исчезли во время представления? Я уже думала, что вы покинули меня, - не поворачивая головы, тихо проговорила Хартли. - Как вам в голову пришла подобная нелепость? - он усмехнулся. - В цирке я случайно увидел одного человека, и мне нужно было с ним кое-что обсудить. - Обсудить? - в её голосе проскользнуло досадливая горечь: придерживая покрывало руками, она повернулась, тут же обратив внимание на разбитую бровь. - Как бы это прискорбно не звучало, но на днях я проиграл ему в карты кругленькую сумму. - Николас Макэлрой - картёжник? - Хартли пренебрежительно закатила глаза. - И вы не удосужились вернуть ему деньги? Это ведь совсем не по-джентльменски. - Сейчас это не столь важно. - А что важно? - от волнения она запнулась. - Что происходит? Я не понимаю. Вы появляетесь так же внезапно, как и исчезаете. Пишете мне письмо, а потом утверждаете, что не делали этого. Тогда, в Линден-Холле, вы говорили мне, что я так и не научилась искусству обмана, при этом вы сами, того не замечая, запутались... - Продолжайте. - Запутались в собственной лжи. Николас бесстрастно посмотрел на Хартли, не подавая виду, что её слова как-то задели его. - Вы можете обвинять меня в чём угодно, подвергая сомнению чистоту моих помыслов, однако... Смею признать, я вам соврал тогда, в библиотеке. - Вы лгали мне? Как это низко. - Вам что-нибудь известно о лжи во имя блага? Хартли вопросительно вскинула брови. - Я соврал вам, когда утверждал, что не ищу дружбы с вами. В ожидании ответа он напрягся, будто игрок за карточным столом, наблюдающий за тем, как вскрывают последнюю карту, от которой зависит весь выигрыш. - Всё, что сейчас происходит... Лишено смысла. Это нелогично. Неправильно, - с уст Хартли неуверенно срывались диктуемые трезвым рассудком слова, заглушаемые участившимся стуком взволнованного сердца. - Возможно, ты до сих пор в обиде на меня за тот случай, но... - Николас... Реальность постепенно ускользала от разума - Хартли смотрела на него со слепым обожанием, отметая любые ввергающие её в сомнения догадки и основательно убеждаясь в том, что ни капли не знает его. Ещё совсем недавно Николас казался ей лишь надменным франтом, со смелыми манерами и холодной самоуверенностью аристократа, но теперь, в этой чуждой, но в какой-то мере по-домашнему тихой и приятной обстановке, нельзя было даже с ходу сказать, кто он такой на самом деле. - Это благо... Оно ведь так эфемерно и так несущественно! - к горлу подступил предательский ком, и глаза защипало. - Я смею обвинять вас во лжи, при этом противоречу своим же убеждениям. Я чувствую, как сама, того не замечая, скольжу вниз, прямо в колодец, наполненный лицемерием и фальшью. Мне так тяжело притворяться, Николас. Быть тем, кем не являешься на самом деле, просто невыносимо. Я... Хартли умолкла, понимая, что сболтнула лишнего. Ей стало стыдно перед ним, и оттого противно. Она не вправе жаловаться. Тем более - ему. - Я позволила себе быть несдержанной. Простите. Николас почувствовал, ка его переполняет ликующее чувство торжества - удовлетворенно улыбнувшись, он повернулся к ней вполоборота. - Послушай, Хартли, - его лицо вновь приобрело серьезно-деланный вид. - Я был не вправе позволять тебе уехать со мной. - Но тогда почему вы... Ты... - в