в ином случае вы рискуете простыть и слечь в постель. Хартли взволновано сглотнула. Её щеки зарделись то ли от стыда, то ли от праведного негодования. - Я подожду снаружи, - осёкся Николас, осознавая смысл сказанных им слов: эта неловкая ситуация несколько позабавила его, посему он, пряча улыбку, быстро зашагал к выходу. Оставшись наедине с собой, Хартли принялась медленно расстегивать лиф платья - её пальцы дрожали так, что она едва могла ухватиться за пуговицу. Носившиеся в воображении мысли принимали самые, что ни есть, нелепые формы, смущавшие затуманенное сознание пленительными образами, то и дело возникающими перед её мысленным взором. Оставшись лишь в одной батистовой рубашке, Хартли подошла к зеркалу. Её кожа казалась неестественно белой, словно фарфор - в мерцающем полумраке она напоминала призрака, и только рыжая копна волос с багряным румянцем на щеках выдавали в ней воистину живого человека. Проведя рукой по нежной ткани, она отвела взгляд. Внутри всё вдруг тревожно сжалось: то ли от чрезмерного бессилия перед самой собой, то ли от понимания того, что в её облике есть что-то порочное, то, что глубоко возмущало её и приводило в состояние безвольного смятения. Недолго думая, Хартли стянула с кровати покрывало и, укутавшись в него, устроилась на краешке кровати. Несколько минут спустя в комнату зашёл Николас: прикрыв за собой дверь, он присел рядом, молча уставившись на трепещущее пламя. - Куда вы исчезли во время представления? Я уже думала, что вы покинули меня, - не поворачивая головы, тихо проговорила Хартли. - Как вам в голову пришла подобная нелепость? - он усмехнулся. - В цирке я случайно увидел одного человека, и мне нужно было с ним кое-что обсудить. - Обсудить? - в её голосе проскользнуло досадливая горечь: придерживая покрывало руками, она повернулась, тут же обратив внимание на разбитую бровь. - Как бы это прискорбно не звучало, но на днях я проиграл ему в карты кругленькую сумму. - Николас Макэлрой - картёжник? - Хартли пренебрежительно закатила глаза. - И вы не удосужились вернуть ему деньги? Это ведь совсем не по-джентльменски. - Сейчас это не столь важно. - А что важно? - от волнения она запнулась. - Что происходит? Я не понимаю. Вы появляетесь так же внезапно, как и исчезаете. Пишете мне письмо, а потом утверждаете, что не делали этого. Тогда, в Линден-Холле, вы говорили мне, что я так и не научилась искусству обмана, при этом вы сами, того не замечая, запутались... - Продолжайте. - Запутались в собственной лжи. Николас бесстрастно посмотрел на Хартли, не подавая виду, что её слова как-то задели его. - Вы можете обвинять меня в чём угодно, подвергая сомнению чистоту моих помыслов, однако... Смею признать, я вам соврал тогда, в библиотеке. - Вы лгали мне? Как это низко. - Вам что-нибудь известно о лжи во имя блага? Хартли вопросительно вскинула брови. - Я соврал вам, когда утверждал, что не ищу дружбы с вами. В ожидании ответа он напрягся, будто игрок за карточным столом, наблюдающий за тем, как вскрывают последнюю карту, от которой зависит весь выигрыш. - Всё, что сейчас происходит... Лишено смысла. Это нелогично. Неправильно, - с уст Хартли неуверенно срывались диктуемые трезвым рассудком слова, заглушаемые участившимся стуком взволнованного сердца. - Возможно, ты до сих пор в обиде на меня за тот случай, но... - Николас... Реальность постепенно ускользала от разума - Хартли смотрела на него со слепым обожанием, отметая любые ввергающие её в сомнения догадки и основательно убеждаясь в том, что ни капли не знает его. Ещё совсем недавно Николас казался ей лишь надменным франтом, со смелыми манерами и холодной самоуверенностью аристократа, но теперь, в этой чуждой, но в какой-то мере по-домашнему тихой и приятной обстановке, нельзя было даже с ходу сказать, кто он такой на самом деле. - Это благо... Оно ведь так эфемерно и так несущественно! - к горлу подступил предательский ком, и глаза защипало. - Я смею обвинять вас во лжи, при этом противоречу своим же убеждениям. Я чувствую, как сама, того не замечая, скольжу вниз, прямо в колодец, наполненный лицемерием и фальшью. Мне так тяжело притворяться, Николас. Быть тем, кем не являешься на самом деле, просто невыносимо. Я... Хартли умолкла, понимая, что сболтнула лишнего. Ей стало стыдно перед ним, и оттого противно. Она не вправе жаловаться. Тем более - ему. - Я позволила себе быть несдержанной. Простите. Николас почувствовал, ка его переполняет ликующее чувство торжества - удовлетворенно улыбнувшись, он повернулся к ней вполоборота. - Послушай, Хартли, - его лицо вновь приобрело серьезно-деланный вид. - Я был не вправе позволять тебе уехать со мной. - Но тогда почему вы... Ты... - в груди что-то больно кольнуло, и голос её задрожал. - Мы оба знаем ответ на этот вопрос. - Я так хочу, чтобы это была правда, - тихо ответила Хартли: сейчас она смотрела куда угодно, но только не на него. - Разумеется, это правда. Я так же хотел этого, как и ты. Николас говорил мягко и вкрадчиво, с глубокой, совсем не свойственной ему нежностью. Как ни странно, это приносило ему несравнимое удовольствие, чему он втайне безгранично удивлялся. - Все мы изнутри сотканы из желаний, свершение коих в какой-то мере приносит облегчение. - Но есть ли в этом смысл? - в её голосе вдруг засквозило тоской. - Моя жизнь не принадлежит мне - это всего лишь бутафория, спектакль, а я в нём неумелая актриса. Мои желания не значимее пыли. Я вынуждена быть кем-то другим, но не собой. Моё будущее уже предрешено, но всё равно я слепо продолжаю верить в чудо. И... Николас, чуть помешкав, осторожно накрыл руку Хартли прохладной ладонью, отчего та вздрогнула, но не отпрянула. - И это меня убивает, - едва слышно молвила она, наконец-то осмелившись взглянуть ему в глаза. Николас смотрел на неё из-под полуопущенных век, что придавало ему слегка фривольный, но оттого не менее привлекательный вид. Только от одной лишь мысли об этом у Хартли сладко закружилась голова. - В мире условностей нет места простоте и искренности, и ты сама это прекрасно понимаешь. Но сейчас... Я знаю, что вряд ли заслуживаю твоё доверие, но то, что я сейчас скажу - чистая правда. Ещё тогда, в первый раз, на балу, я обратил на тебя внимание сразу, как только увидел. Вначале это был лишь праздный интерес, и потанцевать с тобой я возжелал всего лишь каверзной выходки ради, но после... Я разглядел в тебе то, чего нет у других. В самом деле, ты ведь совсем ни на кого не похожа! - он крепче сжал её руку. - Право, я вёл себя как идиот. Прости меня. Я был с тобой чрезмерно холоден и даже резок, но лишь потому, что хотел скрыть то, что я испытываю, когда ты рядом. Возможно, это чувство безумное и напрочь лишенное смысла, но оно... Оно такое волшебное, Хартли. Хартли попыталась вновь отвести взор, но не смогла этого сделать. Все прежние предубеждения и доводы превратились в расплывчатое марево за гранью её понимания. Разделявшая их стена приличий грозилась вот-вот рухнуть в ущелье исступлённого восторга. - Тогда, вечером в Линден-Холле, ты говорил, что счастье обязательно придёт, стоит лишь прислушаться к собственному сердцу... Скажи, ты знал? Хартли изнемогала от всецело завладевшего ею волнения. В этот момент ей казалось, что он знает о ней больше, чем она сама. - Ты знал, что моё сердце уже решило за меня? Помедлив, Николас кивнул. - И моё тоже. Он даже не заметил, как эта фраза непроизвольно соскользнула с его губ. В комнате повисла неловкая тишина. Хартли смущённо поджимала губы, потупив взор и больше не находя ни слова, что ответить. Николас молчал и, глядя на неё, лишь мило улыбался. Её рука взметнулась в попытке поправить растрепавшуюся причёску, но вдруг зацепила жемчужный гребешок - не удержавшись, он выпал из волос прямо на пол. - Право, какая же я неуклюжая, - растерянно пробормотала Хартли и уже хотела поднять украшение, но Николас остановил её. - Постой. Я сам. Пододвинувшись, он аккуратно собрал её волосы и будто невзначай притронулся пальцами к шее, отчего Хартли вмиг бросило в жар. - Прежде это делала только моя горничная... - На самом деле это совсем просто, - слегка отклонив голову назад, Николас заправил прядь волос ей за ухо. Он ещё никогда прежде не был так близко. Его касания были скользящими, чувственными, они сводили с ума. Казалось, в его глазах отражался целый мир - он был похож на видение, самое прекрасное, которое она могла себе когда-либо представить. - Скажи, что это не сон, - сердце Хартли колотилось, норовя выскочить из груди. - А если это сон, то я бы... - на мгновение она запнулась. - То я бы не хотела просыпаться. Придя в секундное замешательство, Николас на мгновение отпрянул. Он понимал, что разрешил себе переступить грань позволенного, но совсем не это тревожило его. Беспокойство, подпитываемое внезапно возникшим чувством необъяснимой вины, терзало душу, в то время как страх потерять самообладание таял, будто лёд, пребывая под гнетом самых противоречивых эмоций. Внутренняя борьба, которую он вел с самим собой, невыносимо утомляла - собравшись с мыслями и, наконец, отбросив всякие сомнения, Николас решительно притянул Хартли к себе. Прижавшись щекой к её щеке, он блаженно закрыл глаза, ощутив то, чего боялся больше всего - упоительное облегчение и разливающееся по всему телу приятное тепло. - Ты вся дрожишь, - прошептал он, наслаждаясь ароматом её волос: они пахли розмарином и чем-то ещё, приятным и пь