«Стало быть, вот она, любовь. Делить с любимым не только счастье, но и боль. Теперь мы – одно целое».
Холод привёл её в чувства. Всё так же в кромешной темноте девушка замерла у настенного зеркала, оглядывая свои смутно различимые очертания, казавшиеся ей теперь какими-то чужими.
«Теперь ты принадлежишь не только себе».
Хейли провела кончиками пальцев по торсу от плеч до низа живота – казалось, на её теле не осталось места, где бы не коснулись её его руки. На губах вдруг ощутился солёный вкус вчерашних слёз. Она дала ему карт-бланш, всецело доверив не только душу, но и тело. Всё, на что только была способна и о чём сама до недавних пор даже не догадывалась.
«Может, мы поторопились? Стоило ли? Не пожалею ли я? Мне больше никогда не стать прежней…Надо было ещё обдумать, подождать…Достаточно ли я взрослая для этого?» - роем проносилось в голове.
Но, в конечном итоге, все свои осознанные годы полная внутренних противоречий девушка пришла к самому твёрдому в своей жизни выводу:
- Я никогда не пожалею ни о единой минуте, проведённой с ним, - произнесла она вслух своему тёмному отражению. - Надеюсь, и он тоже. Что бы не случилось дальше – со мной, с ним, с нами – я буду с ним до конца.
В дверь постучали. Должно быть, вернулся с ужина папа.
- Входи, не заперто, - машинально отозвалась Хейли, и щёлкнула выключателем.
- Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался мистер Пауэлл, осторожно прикрывая за собой дверь. Девушка молча кивнула, мол, всё хорошо. Она знала: ему неловко вторгаться в её личное пространство, и уж тем более говорить с ней о парнях, но отец лишь хотел сделать то, что должен – проявить родительскую бдительность, потому отнеслась с пониманием. Присев на краешек кровати, она похлопала по ней рядом с собой, приглашая его присесть рядом. Так он и сделал. Со стороны они, наверняка, смотрелись комично, сидящие в одинаковых позах с неестественно прямыми спинами и руками на коленях, такие похожие между собой отец и дочь. Оба – законченные интроверты, витающие в облаках мечтатели, порой казавшиеся окружающим чудаковатыми. Хейли не ожидала от него нотаций – это было не в его характере, и чувствовала себя в его присутствии абсолютно спокойно. С папой они были родственными душами, слишком редко показывающими это друг другу.
- Давно знаешь этого парня? – спросил Клиф.
- С тех пор, как переехала, - отозвалась она. – А ты?
- А что я?
- На парковке мне показалось, что вы уже встречались ранее.
- А… Да. Пересекались в Грэй-Лили. Я… выронил права, и Аарон любезно мне их вернул. Он… вежливый.
«Недоговаривает».
- Он замечательный, - усмехнулась девушка. Ей не хотелось подвергать отца допросу с пристрастием. В конце концов, если он не рассказывает историю их знакомства целиком, значит, у него есть на то причины. Будь она на его месте, точно бы не хотела, чтобы папа засыпал её неудобными вопросами.
— Значит, между вами что-то есть, - прозвучало утвердительно.
- Ты против?
Клиф замялся.
- Миа, я ничуть не сомневаюсь в твоей смышлёности. Но не слишком ли он взрослый?
Хейли пожала плечами.
- Может быть. Если честно, мне всё равно.
- Бабушка, мама знают? – вздохнул мистер Пауэлл.
- Знают. Они против, - искренне призналась девушка и впервые повернулась к отцу. – Не говори никому, пап. Что он был здесь. Прошу тебя.
Клиф посмотрел на дочь, пытаясь найти в её глазах что-то, что заставило бы его усомниться в правильности происходящего, но увидел лишь проблески отчаяния в её серьёзном взгляде.
- И когда ты успела стать такой взрослой? – грустно улыбнулся он. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Аарон действительно хороший парень. И всё же будь осторожна…
- Спасибо, - Хейли обняла его в порыве благодарности. – Знала, ты поймёшь.
Мистер Пауэлл тепло прижал её к себе. Последние недели он корил себя за мягкотелость, за трусость, за то, что так легко позволил бывшей жене увезти в другой город самое ценное, что у него было в его по-дурацки сложившейся жизни. Сейчас же некое шестое чувство ему подсказало – его взрослая, мудрая дочь, его сокровище, которое он, хоть и неумело, но берёг – там, где она должна быть. И теперь у неё есть другие руки, которые подхватят её, если сломаются её крылья.