Наталья пожала плечами. Теперь ей было не так страшно. Серебряков непременно примчится за своей женой. Вместе с милицией. Надо только потянуть время.
— Щас, за трубкой в комнату схожу.
Это хорошо, что длинный этот невнимательный такой. Другой бы уже обратил внимание, что и сумочка, и трубка не на прежних местах лежат. Теперь есть возможность полностью замести следы того разговора.
Лариса снова не отвечала. Теперь аппарат её был 'выключен или находится вне зоны действия сети'. Нет, точно: что-то пошло не так. И самым умным было бы слинять отсюда по-тихому. А от показаний бандитов на неё можно будет потом отбиться. Знакомства есть, денег найдём…
Только как отсюда смыться? Один вон всё время за спиной маячит…
Надо тянуть время!
— Мальчики, а дайте мне тоже выпить, — проворковала Наталья. — Для храбрости. Как я понимаю, меня ведь вы снова проиграли?..
* * *
Сегодня месса была особенной. Пожалуй, такого подъёма духа Леонид не испытывал уже давно. Наверное, потому, что сам день нынче особый. Это не курицу обезглавить. И не кошку чёрную прирезать. Сегодня жертва покруче будет… человеческая!
Возможно, поэтому у него всё получалось на редкость внушительно и устрашающе. Словно сам Сатана действительно пришёл ему помочь.
Переодевшись в чёрный балахон первосвященника, с колпаком наподобие ку-клукс-клановского, закрывающим голову, Леонид самолично зажёг все свечи в превращённой в алтарь комнате. Стало торжественно и величественно.
В одиночестве он свершил молитву: вздел руки, потом развёл их в стороны и призвал Сатану обратить свой чёрный взгляд на служащих ему.
Затем вышел в холл, где ждали его участники мессы. Величественно махнул рукою, приглашая двух девушек-неофиток в дальнюю комнату. Там уже лежали прямо на столе заранее заготовленные чёрные накидки.
Девушки были забавные. Готки. Сами в чёрном, разукрашенные чёрным, с чёрными ногтями и губами. Но когда Лёнька велел им раздеваться, засмущались, несмотря на всю свою наносную 'готичность'. Пришлось рыкнуть устрашающе.
Да, это тоже было приятно! Наблюдать, как по твоему приказу, смущаясь, раздеваются девчонки, — было приятно. Как они, поглядывая друг на друга, постепенно остаются в джинсах и бюстгальтерах… потом в колготках и бюстгальтерах… потом в трусиках — чёрных, как же… и бюстгальтерах… Потом, после секундного колебания, и бюстгальтеры скользят вниз по рукам… и груди их словно распахивают круглые глаза с тёмными зрачками сосков… А ещё через полминуты эти две самочки стоят перед ним, их повелителем, совсем голыми и в смущении не знают, куда деть руки. И мессир велит им стать на колени, подаёт руку для поцелуя и самолично надевает на них чёрные накидки. Закрывающие всё. И не закрывающие ничего. Ибо крепятся они на теле лишь одной завязкой на шее…
Затем переодеваются парни. Это уже не так интересно, и Леонид проходит в комнату, где лежит его мачеха.
— Сатана с нею, — распоряжается он. — Вкалывай свою бяку, время…
Он внимательно следит за процессом. Когда тело женщины обмякает, возвращается к алтарю.
Служба начинается. Действительно, энергетика сегодня какая-то особенная. Ощущение, что здесь в этой квартире, оставленной уехавшими на дачу родителями и превращённой на время в церковь Сатаны, действительно сгустился дух Князя Тьмы. Не страшный сегодня. Даже благожелательный. Ожидающий.
Или это сам Леонид ожидает главного?
Аудитория уже тоже на взводе. Ритмические движения под низкочастотный рок настраивают тела и души на встречу с Повелителем. Замогильным голосом произносящиеся призывы 'Приди!' электризуют паству.
— Люцифер, господин тьмы! — восклицает первосвященник. — Услышь нас!.. Приди!
Его адепты, потихоньку ускоряя темп танца-молитвы, истово топчутся по кругу. Лишь на пентаграмму в центре никто не наступает. И вот, когда действо достигает достаточного накала, Леонид вздымает руки и кричит:
— Стойте! Я чувствую его! Он пришёл!
И опускается на колени.
Вслед за ним то же делают его верные.
— Спасибо, отче! — пылко восклицает первосвященник. — Ты с нами. А мы с тобой! Мы приготовили для тебя жертву.
Он делает знак Питу и Сергею. Оставив остальных молиться, они удаляются в ту комнату, где находится Лариса.
— Раздеть её! — распоряжается Леонид. Ах, этот сладкий миг полной власти! И над людьми, и над нею! От восторга у него едва не начинается эякуляция, когда парни в чёрном начинают расстёгивать на мачехе блузку…
Та не сопротивляется. Воля её подавлена, она, пожалуй, даже не осознаёт, что происходит. Лишь вялые, несинхронные движения рук показывают, что женщина воспринимает какую-то часть реальности. Наконец, она обнажена полностью. Неуверенные попытки спасти хотя бы трусики решительно пресекаются слугами Люцифера. И Леонида.
Лобок у мачехи, оказывается, чисто выбрит…
Женщину ставят на ноги.
— Лариса, — снова низким, замогильным голосом произносит Леонид. — Слышишь ли ты меня? Слышишь! Ты слышишь!
Это не вопрос, это приказ.
Мачеха обращает на него мутный взгляд. Отклоняет голову назад. Затем кивает.
— Я повелитель твой! Я Князь Тьмы! Ты — моя рабыня отныне!
Через несколько долгих секунд она снова кивает.
— На колени!
Она едва не падает. Фигуры в чёрном подхватывают её.
— Ты — моя! — торжественно произносит Леонид. — Повтори!
Снова несколько тягостных секунд.
— Я… твоя… — глухо проговаривает коленопреклонённая женщина.
— Ведите её за мной, — распоряжается первосвященник. — А там укладываёте звездой на пентаграмму.
Вход в большую комнату происходит торжественной. Приглушённый хард-рок звучит гимном исполнившейся воли.
Ларису укладывают в центр пентаграммы. Она рефлекторно пытается свести ноги, но их снова разводят по лучам перевёрнутой звезды. Лоно её, гладкое и словно воспалённое, призывно светился в мерцании свечей.
Леонид делает музыку громче.
— Люцифер, отец наш! — восклицает он. — Вот жертва тебе! Принимаешь ли ты её?!
Несколько секунд тишины. Если не считать басового ритма из динамиков.
И тут Леонида начинает колотить. Руки, ноги приходят в движение. Голова дёргается и продолжает дергаться всё быстрее и хаотичнее. Кажется, он сейчас упадёт. Сдавленный крик проливается вместе со слюной из-под стиснутых зубов:
— Д-да-а-а-а-а…
Кто-то ахает. Какая-то из готок. Остальные смотрят во все глаза. В первосвященника, кажется, действительно входит бес: его всё сильнее ломает и колотит. Он трясётся в ускоряющемся ритме. И вдруг резко замирает. Вместе с последним аккордом музыки.
Глухой голос раздаётся из-под капюшона:
— Я беру её…
Это не голос Леонида. Это голос словно самого сатаны…
Первосвященник подходит к жертве. Опускается на колени между её ногами. Накрывает её полой своего балахона.
И через минуту впавшим в транс адептам видно лишь ритмическое дёргание чёрной сутаны и непроизвольные движения ног жертвы…
* * *
Нет, СОБР ещё не ворвался в квартиру, когда они домчались до Песчаной. Задержали бойцов. Отчасти — из-за Серебрякова. Который доложил, как и положено, о неожиданном звонке Натальи.
В результате милицейскими головами был сделан — с их точки зрения, справедливый — вывод, что заложниц теперь не одна, а две. А потому потребовалось дополнительное время. Чтобы оценить новую ситуацию и вообще в целом подкорректировать план штурма. Или, что точнее, подождать такого развития событий, когда принятие любого дальнейшего решения будет иметь не персональный, а вынужденный характер.
Основной вопрос стоял так: надо ли вступать в переговоры — или эффективнее начать штурм внезапно. Расходились в оценке опасности. Похищение за выкуп — это одно. Тут можно договариваться. Да, собственно, этого все и желали. Пускай уже бизнесмены рядятся между собою, как и за какую сумму они уладят свои разногласия. А слуги закона затем получат свою толику малую. С одного — за то, что выручили. С другого — за то, что… Ну, тоже выручили. И не посадили.