Алексей взял письмо, придвинул настольную лампу.
"Здравствуй, Николай! Привет из туманного Альбиона!
Вот уже второй месяц загораю здесь. Загораю - в студенческом смысле, ибо в прямом - ой, туманы мои, растуманы. Быть мне здесь до конца года ихний Майкл поехал к нам в Академгородок. А наш Майкл - я то есть - сюда, в Кембридж, в лабораторию сэра Сэллингтона. Обмен молодой научной мыслью называется. О делах своих писать не стану - долго. Как-нибудь при встрече. На днях получил письмо от Ирины. Пишет, что ты в Питер собираешься. И тут меня осенило. Но расскажу по порядку.
Вечера я провожу в библиотеке - она здесь преотличная.
Кстати, под наши научные и технические журналы отведен специальный читальный зал. Так вот, на днях иду сдавать очередной "сьянс-ревю", и библиотекарь, старенький такой дедок из диккенсовского романа, вдруг говорит: - Простите, сэр, мою назойливость, но вы, кажется, русский?
Назойливость! Помнишь, как в том английском анекдоте: муж на пятидесятом году супружества говорит жене: "Дорогая, а почему бы нам с вами не перейти на "ты"?
- Русский,- говорю.
- А вам не знаком мистер Гайкоу?
- Гайкоу?
- Да-да, конечно, вы не можете его знать. Он читал у нас лет сорок назад. И тогда он был уже пожилым человеком. Извините за беспокойство, сэр.
Не знаю почему, но я заинтересовался этим Гайкоу.
Может, из-за странной для русского фамилии. По моей просьбе библиотекарь охотно отыскал толстенный том записей посещения за двадцать девятый год. Этот самый Гайкоу побывал в библиотеке одиннадцать раз и каждый раз брал только одну книгу. "Лук. История и легенда" - так примерно переводится ее название. Книга толстая, подробная. С английской обстоятельностью разбираются детали, которые для неспециалиста по меньшей мере скучны.
Я бы не дочитал ее, не наткнись случайно на имя Робин Гуда. Ну-ка, думаю, как серьезная наука об этом парне говорит? Мы-то о нем знаем только из Вальтера Скотта да из, помнишь, трофейный фильм такой был - "Приключения Робин Гуда". Особенного о самой его личности я ничего не узнал, трактовка вполне классовая: разбойник. Но вот одна деталь заинтересовала меня чрезвычайно. В одном из шотландских преданий рассказывается, что Робин Локсли еще совсем молодым парнем вынужден был бежать из дому, "вызвав гнев олдермена", как говорится в легенде.
За что не сказано, да это и не важно. Пробираясь сквозь чащобу, он наткнулся на незнакомца, не то заблудившегося, не то раненого - это рассказано неясно. По просьбе незнакомца, высказанной знаками, Робин помог ему добраться до нужного места. Что это было за место? Среди чащи, на круглой выжженной поляне высился "сверкающий, как золотая гинея, замок". В награду обитатели замка подарили Робину десять стрел. Сколько времени провел он в замке, не сказано. Но вот однажды ему знаками показали, что он должен уходить (или они должны уходить- в тексте неясно). Робин решил, что его посылают поохотиться. Но едва в поисках дичи он удалился на милю, позади вдруг раздался страшный грохот, и он увидел, как вдали сверкающий замок всплыл над верхушками леса и растаял в небе.
Слухи о поразительной меткости Робин Гуда из Шервудского леса могут быть такой же легендой, как и то, что я уже рассказал. Но комментировать их я не хочу. Мое внимание привлекла другая подробность. Оказывается, одна из стрел Робин Гуда не только столетия сохранялась в роду йоменов Локсли, но и служила одному своеобразному обычаю. При выборе главы клана вместо умершего устраивалось состязание в стрельбе из лука. Право выстрелить стрелой знаменитого предка получали все мужчины от двадцати до сорока лет. Условие: стрелять не целясь.
И только из лука одного стрелка стрела попадала в цель.
Причем этот единственный стрелок мог не только не целиться, он мог стрелять даже в противоположном направлении- стрела все равно попадала в цель! Миф? Возможно. Проверить нельзя. Эта стрела при неизвестных обстоятельствах пропала лет полтораста назад. С ее исчезновением рассеялся и клан Локсли.
Спросишь, для чего я тебе пересказал древнюю небылицу? Понимаешь, старик, если даже отбросить старую истину "сказка ложь, да в ней намек", тут все равно есть над чем подумать. Посему я задам тебе несколько вопросов, которые я задал себе самому. Радиоуправляемый снаряд, достигающий цели по команде оператора,- реальность. А возможно ли перенести управление на иную базу? Биотоки, например? Почему только один стрелок может овладеть дедовским оружием? Не потому ли, что по законам наследственности наиболее полно повторяет своего предка не только внешне, но и внутренне? Летающие замки известны во многих сказках, но откуда такая деталь, как выжженный круг диаметром в полмили?
Когда я размышлял над всем этим, пришло письмо от Ирины. Ну то, где она писала, что ты собираешься в Ленинград. И тут меня осенило. Гайкоу! А не покойный ли это ленинградский металлург Гайков, известнейший исследователь и коллекционер старинного оружия?
В общем, Коля, будучи в Питере, ты поинтересуйся, пожалуйста, судьбой коллекции. Возможно, есть какие-то бумаги, еще не опубликованные. Если это был Гайков, он мог оставить какие-нибудь заметки о прочитанной книге, если сведения, содержащиеся в ней, его заинтересовали.
Не поскупись истратить несколько времени на поиски. Люди мы с тобой серьезные, технари, но пофантазировать иногда не мешает".
- Ну? - спросил Коля, когда Алексей дочитал.
- Пофантазировать действительно не вредно. Но ты, пожалуй, чересчур. Я-же не Юлий Цезарь-veni, vidi, vici.
- При чем тут Юлий Цезарь? - недовольно буркнул Коля.
- А при том, что я на неделю в Питер еду. И по важному делу, между прочим. Найти эту коллекцию, если она существует, за несколько дней - это же чистейшая фантазия. Цезарь, может, и взялся бы. Он это умел: пришел, увидел, победил.
- Да, может, ее и искать не нужно. Просто на кафедре металлургии спросить - долго ли делов? Я бы письмо написал, но раз уж ты едешь - можешь ведь расспросить поподробнее? О том только и прошу.
Алексей, не видя причин упираться, согласился...
Поезд подошел к перрону Витебского вокзала в седьмом часу. Несмотря на такую рань, и на перроне, и в здании вокзала народу было много. Алексею пришлось постоять с полчаса в очереди в камеру хранения. Еще дома он решил остановиться в аспирантском общежитии на Втором Муринском у бывшего одноклассника и однокурсника Феди Толина. Правда, кто его, Федьку, знает турист он заядлый, а сегодня как назло суббота. Не тащиться же с чемоданом через весь город только для того, чтобы убедиться, что Феди нет дома. Поэтому Алексей, всяких очередей принципиально избегавший, на сей раз смирно отстоял полчаса, прежде чем его новенький, специально купленный в поездку чемодан, скользнув по низкой оцинкованной стойке, исчез до поры в море себе подобных.
Налегке, перекинув по "ранней моде" плащ через плечо, Алексей неторопливо шел по таким знакомым и уже чуточку позабытым улицам, вспоминая и радуясь угаданному за поворотом зданию или скверику.
До Невского можно было дойти за четверть часа, но он не спешил. Свернув с Измайловского проспекта, вышел через два квартала к Четвертой Красноармейской. Невысокий по-ленинградски особняк выглядел точно так, как и пять лет назад. Не хватало только, чтобы в окошко, крайнее на втором этаже, выглянула прекрасная дама, из-за которой он на втором курсе не поехал на зимние каникулы домой. Особняк этот был знаменит. Даже не обессмерть его Толстой в "Войне и мире", приведя сюда Пьера Безухова, в историю дом этот все равно вошел бы. Принадлежал он Вольно-Экономическому обществу и устраивались здесь собрания крупнейшей масонской ложи. Полтораста лет назад тут бывали знаменитейшие люди России. А несколько лет назад бывал здесь и Алексей, впрочем, как и многие другие питерские студенты,- в бывшей масонской ложе теперь помещалось женское общежитие одного из институтов, знаменитого, в частности (и в особенности), тем, что из полутора тысяч студентов тысяча четыреста были студентки. Так что, когда устраивались общежитейские вечера, прилегающие тротуары забивали плотные косяки флотских и нефлотских курсантов, горняков и политехников, томившихся под дверьми в долгом и часто тщетном ожидании - внутрь попадали только счастливые обладатели пригласительных билетов. Случались здесь и дуэли.