— Бран сеет? — переспросил Гамлет с простодушным изумлением. Константин его полностью проигнорировал.
— Чем его остановить?! — его голос опять взлетел к опасной черте, превратившись в визг. — Его ж никакое оружие не берет!..
Его взгляд упал на мирно висящий в ножнах Экскалибур. Принц вздрогнул, словно его стегнули хлыстом, и слабо попытался вырваться.
— Сделай же что-нибудь! — взвыл он сквозь зубы, и из него так и хлынула привычная ненависть. — Тебя и впрямь послали боги? Или как?!
Похоже, приходит в себя. Я отпустил его. Константин постоял полсекунды, а потом резко, как подкошенный, осел на землю и опустил голову, пряча лицо и скрипя зубами. Оставшиеся на виду уши горели ярко-малиновым цветом.
— Что за чушь! — шумно возмутился Гамлет. — Как можно ждать, что мы этому поверим?
Я пожал было плечами, но внезапно мне пришло в голову жуткое объяснение. Я тихо охнул и быстро наклонился к Константину.
— Константин, вы вошли с факелами?
— А как же! — слабо взорвался тот. — И Бран возжег густые курения, а потом… — он содрогнулся и потерял способность говорить из-за спазмов в горле. Тут были и страх, и недоумение, и стыд, выдававший, как ему не хочется свыкаться с мыслью, что что-то могло обратить его в такое паническое бегство.
Гамлет осторожно потрогал меня за плечо.
— Ты же не веришь ему? — Лицо у него было смехотворно озабоченное. Я раздраженно зашипел сквозь зубы.
— Ланселот, как по-твоему, что такое огнедышащее может жить в старой заброшенной шахте, в которую вносят факел?
Гамлет сохранял непонимающий сердитый вид еще мгновенье, а потом вытаращил глаза и воскликнул:
— Метан!..
— Возможно. — Я расстроенно огляделся. — Боюсь, придется ехать туда.
— А… — растерянно протянула Антея. Вид у нее был несчастный. — Так мы тут теперь, значит, как «скорая помощь»?
— Как хотите. Мне надо хотя бы взглянуть — вдруг они там не все поубивались.
— Поехали вместе, — храбро вызвалась Линор. — У меня отличная аптечка.
— Спасибо…
— Ладно, давайте вперед, — скомандовал Мерлин. — А мы вас тоже скоро догоним, только не сломя голову.
— Отлично!
— Я тоже поеду вперед, — сказал Фризиан. — Ну, кто быстрее?
— Тоже мне, спорт нашел! — буркнул я, и мы кинулись к своим лошадям.
Фризиан выиграл этот заезд. Не то чтобы у него была самая быстрая лошадь, но лошадка Линор успела за сегодняшний день устать немного больше наших, а бросать сестренку, пусть и не младшую, на лесной тропе, вызвавшись показывать дорогу, было не дело. И я терпеливо придерживал Тараниса, пока мы все равно в очень даже неплохом темпе не выскочили на опушку.
Отсюда, в некотором отдалении, уже виден был бледный клуб дыма или пыли, стоящий над холмами.
— Туда? — спросила Линор.
— Туда, — подтвердил я.
— Если хочешь, скачи вперед. Я уже не потеряюсь.
— С чего ты решила, что я этого хочу?
— Ну как же, приручил их, а теперь…
— Ничего подобного!.. — но кажется, она была права. — Ладно, хочешь ехидничать, тогда догоняй…
И отпустив поводья из мудрено плетеной кожи, я дал Таранису волю. Побегать он любил, и пришпоривать его нужды не было.
Фризиан уже пропал из виду. В холмистой местности это несложно — перевалил за очередной гребень, и привет. Но вполне возможно, он уже достиг места происшествия.
Странно. Окрестности казались вымершими. Я оглядывался, но не смог высмотреть кругом ни души. Только где-то впереди будто заржала обезумевшая лошадь. Таранис поставил уши торчком и всхрапнул, по его телу пробежала неуверенная дрожь, собирающая шкуру в подвижные складки, а не успели мы преодолеть вершину последнего холма, как он ударился в настоящую истерику: резко затормозил с протестующим визгом, и чуть не запрокинулся. Черт знает что… Впрочем, то, что у коня не все дома, было известно и раньше. Наверное, могло быть и хуже. Но таких звуков я от лошади, кажется, еще не слышал. Почти человеческие дикие вопли. Он бил копытами, хрипел, прыгал на месте, стальной мундштук хрустел на зубах как леденцы, и во все стороны с удил летела пена. Очень скоро я убедился, что справиться с ним мне не удастся. Ругаясь и невольно чувствуя себя сумасшедшим принцем Корнуэльским, я позволил Таранису оттащиться немного назад, с огромным трудом сдерживая, чтобы не дать умчаться, куда глаза глядят и, соскочив с седла, привязал мокрую от пота упирающуюся скотину, покрывшуюся барашками пены и возбужденно приплясывающую, к первому, прочному с виду, дереву. По эту сторону гребня жеребец чувствовал себя получше, но все равно нервно расставлял в стороны напряженные уши, скреб копытами и закатывал вытаращенные глаза, будто оправдываясь и убеждая, что ему действительно страшно.