Когда открылся занавес, они только и разговоров вели как бы свалить в хорошую жизнь. И уехали в Ирландию, захватив с собой старика-отца. Эта семья была очень экономной здесь, и им удалось заплатить за первоначальный взнос и купить в кредит целый замок. Он правда был весь в плесени и дырах, но зато ЗАМОК! Их отцу он никогда особенно не нравился. Он ходил потерянным по этажам и все приставал к сыну с золовкой: «Здесь живут призраки. Кругом одни призраки. Надо быть призраком, чтобы чувствовать себя в этой плесени счастливым». И в один день они вернулись вечером из города, а отец висел в петле. Горе горем, а жизнь надо как-то продолжать. Речи, конечно, не было, чтобы остаться в этом месте дальше. Но с торгов замок не шел. Слухи. Да и таких огромных вложений в него бережливые ирландцы не очень-то стремились делать, а правительство требовало восстановить архитектурное наследие. Отдав его за бесценок, Леня с Розочкой так и пропали куда-то.
— Неужели у всех так плохо все и сложилось?
По моим подсчетам оставалось еще человек тридцать, не меньше.
— Ну вот, слушай. Тетя Сара еще в 80-х каким-то чудом сбежала в Австралию. Вышла удачно там за богатенького австралийца. Нажили они гигантское состояние: ранчо — сотни гектар, табуны лошадей, стада коров, прочей живности, — не счесть. Хватило бы на пол Саратова. А вот наследников не нажили. И прознав, что Союз развалился и наши могут беспрепятственно ездить, позвали всю родню. Мол приезжайте все — веселее будет. Ранчо и все добро попилим поровну на всех, включая грудничков. И заживем счастливо большой вотчиной. И все 21 взрослый и куча детей уехали проживать счастливую жизнь на новом континенте.
— А вы?!
— А я решила в свои 38, что мне поздно что-то менять и, видимо, не зря. Их шикарно встретили. Они начали осваиваться. Им очень нравилась Австралия. Вся семья строила планы до одного дня… Земли примыкали к океану. И начался потоп. Смыло всех. Никто не уцелел.
Я до сих пор, как и в 25, и в 38, — продолжаю работать завскладом в Москве. И в отпуске- то была раза три, наверное, за все время. И, ты знаешь, очень неплохо себя чувствую без Штатов и Австралий. А тебе так скажу: не ищи легкую жизнь, а ищи свою.
Разговор шел часа четыре, а я думала: а ведь самым счастливым временем для них всех был Саратов. Когда им всем казалось, что сейчас они выживают, но вот скоро (!) заживут.
За что я люблю евреев
Адлер-Москва. Улетать из тепла и солнца совершенно не хотелось — и не мне одной. Самолет битком. Прозевав электронную регистрацию, мне раздали мое любимое место у стенки к туалету, где, проглотивши бадик, сидеть все 2 с половиной часаполета. Когда раздавалось везение, я, наверное, занималась разговором по душам с кабачковой икрой. Все два места до прохода были плотно упакованы кубическими дамами. Замуровали. И ближе ко мне сидела пожилая, благодушная еврейка. Ей было где-то за …, впрочем, после последней смены паспорта все просто опытные женщины. Она из Бостона. Я подслушала. Такой мармеладный еврейско-американский акцент. С ней летела ассимилировавшая дочь, и русский для нее уже был отчим. Углы американского дифтонга резали проводницу. Дочь пыталась пробить узколобость правил аэрофлота. Мать-инвалид была запихнута в прокрустово ложе в последнем ряду. Аэрофлот победил. Она осталась сидеть рядом со мной.
Взлет. И бабушка еврейка заговорила. Не обращая внимания на напряжённость и резкие ответы соседки, через какие-то полчаса та уже смеялась над ее рассказами. Уж не знаю, что она ей там говорила. Тут настала и моя очередь.
— А вы знаете, я однажды летела в Бостон, так в Нью-Йорке наш рейс задержали на 5 часов, — как бы к слову о странностях нашего полета заметила еврейская американка.
Наш командир, наверное, знал черные дыры в пространственно-временном континууме. При стандартных двух с половиной часах полета мы управились за час и уже висели над Внуково.
— Это тяжко. Вам дали отель или компенсировали деньгами?
— А что так можно было?! А как? — о этот тон! Как бы объяснить… Это если ласковую колыбельную спел бы психиатрический врач.
И я вкратце ей объяснила, как можно было разжиться за счет авиакомпании.
— Это чрезвычайно умнейший совет! Я Вам так благодарна, — и она погладила мой рукав. Я чувствовала себя Билом Гейтсом, раскрывающим чудеса нанотехнологий перед племенем Хамеров. Такой искренний восторг и глубокое уважение от плевого совета сахарной пудрой усыпал тщеславный пончик моей души.