Я знаю, в чем секрет евреев.
Нам всем плевать на других. Мы ищем только подтверждение собственной значимости в похвале, восторге, уважении и никогда его по-настоящему не находим. Так и мыкаемся неудовлетворёнными. А бабушкам-еврейкам не трудно, и они восторгаются так искренне и живо, — и мы удовлетворяемся наконец-то ненадолго.
И все, мы в плену. Мы в наркотической зависимости от бабушек-евреек. И теперь всегда хочется, чтобы даже из-за ерунды вот так меня всегда гладили по рукаву.
Морозы и человеченка
В Ясенево есть идеальный круг: 3 км с правильным распределением наклонов и спусков. Ни светофоров. Ни ограждений. Бегай — не хочу!
Не хочу. Задолбали собаки. Ополоумевшие женщины на прогулке отпускали своих,,грызунов,, и, конечно же, им всем было дело до моей бегущей задницы. Я успевала отбиться, пнуть, увернуться, но каждый раз играть в войнушку,,я и петлюровцы,, напрягало.
Все! На хер такой спорт, до здравствует водка. Но бегать все-таки хотелось…
И вот наступили дикие, за двадцать, морозы. Желающих подолгу вентилировать зад питомцев поубавилось, и это был сигнал: наступило мое время!
Да здравствует спорт с непрокушенной жопой!
И я побежала. На улице никого! Красота.
Вдруг впереди, на перекрестке, показались две девушки. Они переминались с ноги на ногу, хихикали и не решались перейти дорогу. Да, что там у них?! Я выскочила бодрым темпом из-за их спин, и дальше было как в Матрице. На другой стороне дороги, в трех метрах, сидела машина для убийства. Здоровый, черный пес не мог определиться, с какой начать, и тут я несусь ему прямо в рот. Как Киану Ривз, каким-то немыслимым изломом поясницы, я вывернулась влево в сантиметре от щелкнувшей пасти и понеслась на противоположную сторону дороги. Собакевич рванул за мной, но поток машин отрезал меня. Я было выдохнула, а напрасно. Он бежал параллельно мне, лая и скалясь, и скоро будет светофор…
На светофоре любитель человеченки сделал смелую попытку перебежать ко мне — свежему мяску. Но пес учил правила ПДД, а водитель авто — нет. Торопясь и проскакивая на зеленый, нарушитель спас мою жопу от пирсинга. Пес еще пару раз четко прощелкал мне,,встречу-съем» и, как гепард при неудавшейся попытке завалить косулю, сделал вид, что просто гулял. Удалился, насвистывая. Даже моя куртка сдала нервами-разошелся замок. Пришлось в магазине ждать, пока за мной приедет Олег и увезет к антидепрессантам, домой.
Тяга к путешествиям меряется в Гоголях
Может быть я — Гоголь? Вот Николай Васильевич любил «проездиться», а я вообще без этого жить не могу. Тревелозависимость. Самолет, как оставление грехов, перешел борт и очистился до возвращения. А когда вернулся, калейдоскоп уже не так и черен.
Неспокойной, мне не сидится на месте. Тянет в дорогу. Это все ген «ай на-нэ, на-нэ» в крови. Вот и Чичиков был умышленно заражен. Выплеснул Николай Васильевич наежженное в «Мертвые души».
А, казалось бы, всего лишь плохие отзывы первой постановки «Ревизора» — и все: гуд бай, отчизна! Он даже с Пушкиным не попрощался. Рванул, как с джампингом прыгнул. И даже с гениями, что творят неприятности!
Говорят, большое видится на расстоянии, а я бы про себя добавила: «а геморрой рассасывается».
Но отпуск самолетом — это не эмиграция на карете. В кресло сел — и обнулился. А на карете пока до пограничных столбов дохлюпаешь… Да, хоть бы и поездом…
В нашем предприятии главное отсечка! Взлет и гравитация в копчиковой части переключает тумблер и… только небо-о-о, и только-о-о ветер, и только радость впе-ре-ди… (с). Запланированная амнезия.
А у Гоголя? Вот-вот-вот пограничный столб приближается, приближается и-и-и- пока тягловая скотина дотянула, с Гоголем случилась тоска, и он, впоследствии, сжег написанные главы второго тома поэмы и написал вместо них завещание.
Только самолетом!
10 лет Гоголь провел вдали от России. Целая эмиграция. Его, как вихрь, несло: Гамбург, Швейцария, Париж, Дрезден, Прага, Венеция, Берлин, Флоренция… У меня тоже был опыт 10 городов за 7 дней, и это, знаете, расшатывает психику.