Питу млеет.
Итак, мама говорит мне… (Вкладывает в руку Питу веер. Тот поворачивается к ней спиной медленно, робко. Он перевоплощается.
Питу (поворачиваясь в образе матери.) Мадемуазель Сара, вам уже двадцать семь лет. Это серьезный возраст.
Сара (мечтательно.) Мне одиннадцать лет…
Питу (не столько выходя, сколько выпрыгивая из образа). Как — одиннадцать?! Вам никогда не было одиннадцать. В наших записях…
Сара. Было, мамочка. Было… Это у тебя возраст никогда не менялся. Тебе всегда было только двадцать семь. И сейчас дорогая, тебе всего двадцать семь!
Питу (входя в образ). Да, я стала матерью в очень раннем возрасте.
Сара. Мы стоим с тобой, мамочка, у серой стены. Ты привезла меня в монастырь Гpaнд Шaмп. Тебе очень важно обучить меня ведению домашнего хозяйства. А в самом деле ты хочешь от меня избавиться. Тебя раздражают мои плохие манеры. Я люблю щипаться. Щипать! Щипать! Особенно твоих джентльменов. Причем места я нахожу безошибочно — самые чувствительные. Ты сердишься. Ты очень любишь сердиться. Ты всегда сердишься. И всегда на меня. Теперь ты будешь свободна. Ты оставляешь меня в монастыре и уезжаешь в огромной черной карете. Куда-то вдоль стены, вдоль бесконечных сeрыx деревьев, которые исчезают на сером горизонте… Я плачу. Я боюсь. Вы хотите меня успокоить.
Питу (выходя из образа только частично:.движения резкие, мужские, а голос — матери). Я уже уехала. В огромной черной карете.
Сара. Вы уже не мать.
Питу (в образе). А кто я, деточка?
Сара. Вы мать. Но не та. Вы святая мать.
Питу (выйдя из образа). Вот этого мне как раз не хватало!
Сара. Святая мать Софья. Настоятельница монастыря. Я хочу представить себе разговор со святой матерью Софией. Я хочу его услышать.
Питу. Я еще никогда не был монахиней.
Сара. Не монахиней, а настоятельницей монастыря, вы большая, очень большая женщина в сером. С глухим голосом. Когда вы говорите, то создается впечатление, что о кирпичную стену разбивается пустой глиняный кувшин. Каждое слово как выстрел. Ух! У-ух!
Питу. Я не умею. У меня не получится… это самое у-у-ух! у-у-ух!.
Сара. Очень даже получается. Накиньте шаль.
Питу. А я не могу быть мужчиной?
Сара. В женском монастыре?
Питу (чуть не плача). Ну, сторож… или почтальон…
Сара (надевает на него шаль, подкладывая под нее на голову для высоты пачку измятой бумаги). Очень святой вид. Сама нравственность. Нет слов.
Питу. А мама?
Сара. Мама уже уехала, как вы удачно заметили. Будете разговаривать со мной. Вы хотите меня успокоить.
Питу. Как?
Сара. Пытаетесь привлечь мое внимание. Я в углу вестибюля. Я всхлипываю. Вся моя жизнь ушла с черной каретой. Говорите со мной. Ну, подойдите ко мне, ну! Начали! (Начинает всхлипывать.)
Питу (он долго примеряется к первому движению, наконец, обретает уверенность). Maдeмyазель Бернар…
Сара разражается плачем.
(Все также в образе Софьи дотрагивается пальцем до плеча Сары.) Мадемуазе-е-ель!
Сара дергает плечом.
Мадемуазе-е-ель!
Сара (затихает). Сьго? Сьго вам угодно?
Питу (выходя из образа). Мадам, в одиннадцать лет уже не сюсюкают. (Передразнивает.) «Сьго вам угодно».
Сара. Переиграла. Сначала. (Всхлипывает.)
Питу (конечно, в образе, дотрагивается до ее плеча). Мадемуазе-е-ель!
Сара резко дергает плечом.
Мадемуазе-е-ель!
Сара (грубо). Отстаньте!
Питу (все в образе Софии). Ай-ай-ай, мадемуазель Бернар! Ведь вам уже одиннадцать лет!
Сара (выходя из образа девчонки). Что у вас за привычка — все сцены начинать с возраста? Мадемуазель Бернар, вам столько-то лет. Так не начинают разговор. Что должна сказать мне мать София в таком месте и при таких обстоятельствах? Что? Говорите!
Питу (извиняясь и выйдя из образа). Среди моих знакомых не было ни одной монашки.
Сара. Но представить себе вы можете!