— Есть версии, почему так?
— Полно. Способ заражения, индивидуальная особенность организма, мутация штамма, что угодно.
— Логично, — согласился Ларчиев. — Обождем с выводами.
Он со странным выражением, будто пытаясь узнать или вспомнить, всмотрелся в лицо Сабитова, хотел что-то спросить, но молча пошел к двери.
Свита хлынула следом.
Группа маршировала мимо поста дежурной медсестры, когда Тамара, внимавшая телефонному собеседнику, спешно подозвала Коновалова. Тот, обронив несколько коротких фраз, передал трубку Ларчиеву. Ларчиев слушал молча, затем сказал:
— Окружной центр здесь, завтра надеюсь доложить полную клиническую картину и дать рекомендации. Не исключаю. Еще раз: строгий карантин не исключаю. Зав-тра. Да, только срочное, ерундой и вопросами прошу не беспокоить. До свидания.
Он положил трубку и пошел к следующей палате, бросив через плечо:
— Похожие симптомы уже в пяти районах. Срочно разворачиваем лабораторию.
Едва ли не половина отряда медиков отделилась и загремела каблуками к лаборатории.
Серега, подслушивавший у двери, торопливо щелкнул замком раз и два, задним ходом отошел к Райке и напряженно спросил:
— Долго ему еще, как думаешь?
Райка пожала плечами.
Дверь дернули, дернули посильнее и затрясли изо всех сил.
Райка вцепилась Сереге в плечо и оглянулась на Гордого. Тот то ли ничего не слышал, то ли игнорировал внешние помехи с завидным хладнокровием.
Руки его порхали над столом чарующе шустро.
— Заперто здесь! — крикнули в коридоре. — Ключ принесите!
— Не успеет, — пробормотал Серега, уставившись на дверь.
В глазах его было отчаяние.
— Где ключ-то? — спросил один из медиков, который, не утерпев, вернулся к посту дежурной.
Тамара, открыв стеклянные дверцы шкафчика, на всякий случай еще раз перебрала все ключи в надежде, что нужный найдется под ненужным или обнаружит истинную бирку под ложной.
— Сестра, времени нет.
— Ключа нет, — растерянно сказала Тамара, не заметив, что как будто передразнивает. — Вот здесь висел, а теперь нет.
— Пор-рядочки, — процедил медик, качнулся на пятках и почти побежал обратно.
Отзвуки драмы не достигали палаты Андрюхи. Там зрела собственная драма. Доктор Гаплевич, не жалея красок и эпитетов, описывал Андрюху как «феномен, исцелившийся самопроизвольно», а Андрюха разбухал от возмущения — как характеристикой, в которой ему слышалась непристойность из анекдота, так и терминологией.
Коновалов, заметив это и правильно поняв, сказал:
— Не психуй, это комплимент.
— Дэ? — недоверчиво спросил Андрюха.
Гаплевич растерянно закивал. Ларчиев смотрел прицельно.
— Ладно тогда, — сказал Андрюха. — Может, я домой пойду уже, а?
Сколько можно-то?
— Андрей Анатольевич, потерпи еще маленько, — попросил Коновалов. — Ради науки, а? Готов ей служить?
Андрюха повел плечом.
— А Родине? — спросил Коновалов строже.
— Усигда готоу, — мрачно сказал Андрюха голосом Папанова.
Ему стало понятно, что сегодня точно не отпустят.
Ларчиев выразительно кашлянул и указал Коновалову на окно. От подоконника к середине комнаты тянулись вполне отчетливые отпечатки грязных подошв. Довольно крупные.
— Хм, — сказал Коновалов и нахмурился.
— А, — торопливо сказал Андрюха, отследив начальственные взгляды. — Так-то я готов, конечно. Служить на алтаре. Я просто сидеть тут задолбался, а что-нибудь полезное — кто бы против, а я за. Могу кровь сдать, раз такой феномен самозарядный. Лекарство же из крови делают, как гематоген? Ну вот из моей сделайте. У меня крови до фигища, вечно как из носа польет, вся рубашка до пупа мокрая насквозь, а мне одинаково вообще.
Ларчиев посмотрел на часы и вышел. Врачи поспешили следом. Андрюха цвиркнул с досадой и запоздало принялся растирать следы подошвой тапка.
Топтавшиеся у лаборатории медики встретили сообщение о том, что ключа нет, возмущенным ропотом и деятельно начали дискуссию о способах преодоления кризиса. Земских жестом попросил всех замолчать и, когда публика пусть и не сразу, но подчинилась, вслушался.
В наступившей тишине легкий гул и позвякивание за дверью были легко различимы и выразительны.