— Кого подожду? — возмутился Нитенко. — Вместе идем. Владимир Васильевич нас догонит.
Земских кивнул и подозвал жестом томившуюся поодаль завстоловой Маргариту, а Нитенко, подхватив Сабитова под локоток, повел его к машине — не очень быстро, так, чтобы Земских с Маргаритой успели собрать дорожную котомку для выездного мероприятия.
Вместо того чтобы вырулить на ухабистую дорогу, теряющуюся в лесу, уазик бодро встал на обратный путь через поселок.
— За лебедкой на склад заехать надо, тут недалеко, — объяснил Земских, теперь сидевший рядом с Сабитовым — переднее место занял майор. — Без нее глубоко в лес лучше не соваться: дороги давно заброшены, места дремучие, не докричишься. А с лебедкой «козлик» сам себя вытащит.
Склад впрямь оказался рядом. Помня облик кладовщика и его хоромы, Сабитов ожидал увидеть нежилой аналог Дома-с-привидениями, дырявую времянку, обитую расслоившейся фанерой и кусками древних плакатов.
Увиденное его изумило. Здание склада скорее напоминало салун из фээрговского фильма про индейцев и ковбоев: стены сложены из мореных балок, жестяная крыша сверкает на солнце, дверь присобачена от грузового вагона, с заклепками то ли подтравленными, то ли покрашенными. В сторону она отъехала как по маслу, от легкого движения Земских.
И пахло на складе не тавотом, не мокрой ржавчиной, не крупяной пылью и даже не бражкой — которую кладовщик-многостаночник мог ведь гнать, в соответствии с призывами партии к ускорению и интенсификации производства, и не отходя от рабочего места, — а мятой и полынью. Впрочем, склад как таковой был скрыт перегородкой с еще одной откатной дверью, оставляя посетителям лишь узкий тамбур с узким шкафом и конторкой из такого же, как стены и пол, мореного дерева. Конторка была поразительно чистенькой: гроссбух, шариковая ручка, будильник — всё.
Гордый понуро сидел рядом с конторкой на мореном табурете и меланхолично водил пальцем по ладошке, будто пытаясь перерисовать линии жизни, любви и какие там еще, по словам цыганок, бывают.
— Привет, дядь Гена, — бодро сказал Земских. — В лес собрались, так что, прости, опять тебя побеспокоить приходится…
Он замолчал, потому что Гордый, без звука и кивка поднявшийся при первых словах капитана, уже скрылся за дверью, отъехавшей так же легко, беззвучно и ровно на ширину его плеч. За дверью было темно и покойно.
Земских не слишком уверенно объяснил Сабитову и Игорю:
— Ему не то чтобы скучно с нами стало, просто схватывает все с полуслова.
Игорь закивал. Сабитов предпочел не реагировать.
В глубинах склада дважды бумкнуло, и почти сразу дверь сдвинулась еще на полметра, выпуская платформенную тележку, блестящую от истовой, в несколько слоев, покраски. На тележке лежала лебедка с тросом, отдельно — крепежный кронштейн. Толкал тележку Гордый, все так же не смотревший на военных. За спиной его неясно вырисовывались загруженные стеллажи.
— Как в аптеке, — сказал Земских, не скрывая облегчения. — Игорь, грузи все в багажник, только осторожно, котомки там не помни. Дядь Ген, с тобой приятно иметь дело. Давай распишусь, и помчимся.
Гордый отошел за конторку, раскрыл, развернул и подтолкнул гроссбух к Земских, а сам понуро замер, глядя, кажется, не на страницы, а в пол. Земских, привычно заполняя строку четким убористым почерком, пояснил Сабитову:
— Хорошо, что с ранья выдвигаемся. Наугад толкаться придется.
Картографы то ли схалтурили, то ли архивы на утилизацию отправили. На новых картах ни проселочных дорог, ни большей части объектов, которые сняты с баланса части.
— Обычное дело, — заметил Сабитов.
— Оно так, но до смешного доходит, — сказал Земских, отложив ручку. — Натыкаемся на что-нибудь в лесу: ладно бы заграждение с колючкой, хотя на нее наткнуться, мягко говоря, неприятно, особенно на бегу, а то на капитальный бункер заваленный, а что это — хрен знат. И спросить некого, и карт старых по нулям… Это что такое?
Он посмотрел на кипу замусоленной бумаги, которую Гордый, молча достав из шкафа, шлепнул на конторку, потом на самого Гордого. Гордый изучал носки чумазых полукед. Земских, недоумевая, развернул верхний лист, хмыкнул и сказал:
— Ох ты ж елки. Штабная карта района, как наша, только шестьдесят первого года. А тут? Шестьдесят пятый. Семидесятый. Фантастика.
Сабитов принял пару карт, шурша, подвернул их нужными квадратами вверх и пристроил на конторку, увлеченно сравнивая. Земских принялся, водя пальцем, вполголоса объяснять ему про отвал на просеке, но спохватился и спросил Гордого: