Серега покорно кивнул, пытаясь скрыть загоревшиеся глаза.
— И молоко пей, — велела Валентина и сама плеснула себе в кружку, поднесла ее к губам и тут обнаружила, что минутная стрелка на клоунском лице становится из половецкого уса казачьим.
Она охнула, отставила нетронутую кружку и метнулась к двери.
Зацепившись за отражение в зеркале, Валентина остановилась, бросила вороватый взгляд на Серегу, который очень медленно подносил кружку ко рту, и быстро подкрасила губы.
Едва дверь мягко стукнула, Серега нежно, чтобы мама не услышала — как умеет, хоть со двора, хоть от калитки, — вернул кружку на стол и подкрался по-шпионски к окну, чтобы, пританцовывая от нетерпения, следить за Валентиной из-за занавески, срываясь то в свою комнату, то на кухню за походными принадлежностями.
Вертикальный фонарик светить не хотел. Серега, выдрав из него крупную плоскую батарею, тронул контакты батареи языком. Язык не пощипывало.
Значит, батарея сдохла. Серега с рычаньем закинул батарею и корпус обратно в ящик стола и принялся беспорядочно рыться в местах хранения вещей различной полезности. Они оказались удивительно многочисленными.
Самая полезная вещь нашлась в ящике со старыми машинками и солдатиками, которых Серега не трогал класса с третьего — за исключением любимого и доверенного индейца, конечно. Динамо-фонарик с виду был совершенно сохранным. Серега несколько раз сжал его в руке, давя на рычажок из светлого сплава. Фонарик зажужжал, лампочка выдала блеклый желтый отблеск. Серега забежал в темную умывалку, убедился, что на самом деле луч получается вполне густым и длинным, и поскакал вооружаться дальше.
Он некоторое время выбирал между топором и кухонным ножом, однако вернул их на место после сравнения со швейцарским ножиком. Ножик Серега попытался красиво подвесить на тесемке к шлевке, как кортик в ножнах, но быстро порвал и тесемку, и шлевку, потому опять сунул обновку в карман.
Напоследок Серега подхватил несостоявшуюся тарзанку и, выскочив во двор, соорудил из нее подобие поводка, которое надел на обрадованного игрой Рекса.
На улицу они вылетели, как катер с водным лыжником. Райка, выходившая из своей калитки, замерла с каменным лицом, чтобы не пересечься с Серегой, но тот ее не заметил.
В опустевшей комнате молоко в кружках в такт тиканью часов пугающе быстро собиралось в комки неприятной формы и цвета.
— Сестра, подойдите. Срочно!
Валентина, извиняясь, тронула Ольгу за локоть и мгновенно будто забыла о ней, устремившись на зов врача. Тот в неудобной позе замер над каталкой, перегородившей двери приемного покоя. На каталке судорожно дергалась неопознаваемая фигура то ли в белом халате, то ли в смятой простыне — насколько заметила Ольга из своей палаты, не первая за сегодня и даже не третья.
Подбежав, Валентина мягко отодвинула дежурную по приемному покою, сухую старушку, обычно суровую, а теперь без толку сующуюся под руку врачу, забрала из той руки шприц и склонилась над больным. Врач переместился вдоль каталки и, видимо, половчее перехватил запястья больного. Тот дернул ногами — полными женскими, и все-таки сверху не простыня, а белый халат, кто же это? На теть Лиду, продавщицу потребкооперации, женщина не походила, других больниц или аптек, сотрудники которых обязаны ходить в белом, в поселке и поблизости не было.
— Том, а кто это? — спросила Ольга, подходя к столу дежурной медсестры.
Дожидаться, пока Валентина закончит с помощью врачу и вернется, чтобы оформить, как обещала, Ольге выписку, смысла не было.
Тамара, с мученическим видом слушавшая кого-то по телефону, без удовольствия подняла голову к Ольге. За дверью одной из палат что-то грохнуло и рассыпалось со звоном. Тамара, бросив трубку на стол, метнулась к двери.
Ольга вздохнула и приготовилась ждать. Ждать пришлось долго. Валентина и Тамара возвращались к столу дежурной без особого промедления и с твердым намерением поскорее отпустить полностью выздоровевшую Ольгу, по которой наверняка истосковались чипок, солдатики и половина населявших поселок «вольняшек», имевших право входа на территорию части и привыкших добирать в военном магазинчике незамысловатые продукты, которые почему-то исторически не довозили до гражданского. Но едва одна из медсестер открывала журнал и бралась за ручку, ее выдергивал очередной врач или буйный пациент — и та же напасть пресекала начинание другой медсестры, подоспевшей на смену.