Все будут знать!
Он ринулся в свою комнату. Рекс за пару мгновений смирился с тем, что котлета, похоже, не светит, зато светит очередная подвижная игра, и шумно бросился содействовать сборам. Впрочем, принять на шею подобие поводка, превратившееся в симбиоз авоськи с удавкой, он отказался наотрез.
Мощь педагогического таланта Сереги все же сломила сопротивление пса, так что через пять минут они уже промчались мимо школы. Серега не удержался от грозного зырканья в сторону теплицы, но там уже никого не было.
А вот в лесу кое-кто был. Даже кое-что.
Серега заметил его издали: теперь темный силуэт шарил в кустах на самом краю оврага.
— Попался, гад! — хотел воскликнуть он, но сбитое дыхание превратило грозный клич в прерывистый писк.
Впрочем, Рекс суть момента понял и так. Он притормозил и гулко залаял.
Призрак тут же с треском метнулся прочь. Рекс утробно зарычал, устремляясь в погоню, — и поводок лопнул, несильно хлестнув Серегу по руке.
— Блин, — сказал Серега, растерянно глядя то на обрывок бечевки, то на уносящегося пса. — Погоди. Рекс, стой. Стоять!
Он рванул следом, одновременно надеясь, что схватит Рекса прежде, чем тот настигнет призрака, что Рекс повалит призрака прежде, чем Серега их догонит, и что призрак улетучится, а растерянный Рекс вернется к Сереге. С каждым шагом надежды растворялись похлеще призрака: того уже не было видно, да и Рекс в синеватом полумраке становился все менее различимым за стволами и багульником.
— Рекс, стой! Ко мне! — отчаянно закричал Серега и приостановился.
Рекса больше не было видно. И слышно тоже не было — ни лая, ни хруста валежника, ни тем более дробного стука лап или шума прошибаемых собачьей мордой кустов.
— Рекс! — крикнул Серега совсем уже надрывно.
Вдали захохотала лиса — кажется, справа. Ей тут же ответила другая — кажется, слева. Кажется, хохотали они на ходу.
Быстро приближаясь.
Из радиорубки Сабитов снова направился в кабинет Нитенко и, обойдясь без особых предисловий, объяснений и реверансов, доложил майору о том, что связался с полком и остановил подготовку к его передислокации до прояснения эпидемиологической ситуации на месте.
— Прелестно, — сказал Нитенко, взял карандаш и ткнул его острием в самую середку по-прежнему девственно чистого листка.
Грифель сломался.
Нитенко внимательно осмотрел его, сломал карандаш пополам и с силой швырнул в дальний угол. Сабитов спокойно ждал.
— Ну просили ведь тебя, — тоскливо сказал Нитенко, водя пальцами по листку, будто слепой по тексту Брайля. — По-человечески просили.
Ответа эта реплика не требовала, поэтому Сабитов не ответил.
Нитенко поднял на него глаза и спросил, запинаясь от ярости:
— Капитан. Ты что творишь, а? Специально всех… под монастырь подводишь, да?
— Я личный состав в центр эпидемии не брошу, — негромко сказал Сабитов.
Нитенко с оттяжечкой выругался, подышал и заорал:
— Какой, мать, эпидемии! Что ты, мать, напридумывал! Двадцатый век, космические корабли бороздят, мать, все болезни покорены, а ты, мать, панику разводишь на пустом месте!
Телефон на столе задребезжал — кажется, тот, что без диска. Нитенко, не отвлекаясь на него, продолжал орать:
— Просили же, мать! По-человечески, главное, просили!
Дверь приоткрылась.
— Потом! — рявкнул Нитенко, но дежурный, виновато глядя на него, выпалил:
— Товарищ майор, штаб округа вызывает.
Нитенко повел ладонью, и дежурный исчез, как вышколенный кролик из цилиндра фокусника. Майор с упреком посмотрел на капитана. Тот всем своим видом выразил готовность лично объясниться с начальством.
Нитенко молча указал ему на дверь и с обреченным видом взял трубку.
Серега бродил по чаще, жужжа фонариком. В другой руке он сжимал раскрытый ножик. Луч, такой сильный и плотный в комнате, в лесу сразу рассеивался и лишь сбивал с толку, выхватывая из тьмы фрагменты коры или сложное плетение узких листьев рододендрона, багульника и калины, которые выглядели как слишком контрастная фотография головоломки в толстенной темной раме. К тому же жужжание фонарика заглушало остальные звуки. Устав, Серега переставал давить на рычаг и замирал, прислушиваясь сквозь неровный комариный звон. Он покорно сносил укусы, не хлопая по комарам и даже не отмахиваясь: и руки заняты, и не до того.
Резко похолодало, а запахи усилились и стали совсем непонятными, а иногда неприятными или страшными.
Серегу очень пугали крики ночных птиц, еще больше — визгливый хохот, который слышался со всех сторон, а особенно сильно — звуки отчаянных звериных схваток и грызни. Однако именно на эти звуки Серега бежал с отчаянным криком «Рекс!».