— Ну вот, доигрался, — сказала Райка взрослым тоном. — Покажи.
Пострадал, к счастью, лишь ноготь, да и тот сломался не слишком трагически. Серега не без пижонства срезал задранный осколок ножничками, таившимися в ножике — правда, их извлечение едва не стоило еще одного ногтя. Райка только вздохнула.
Дождавшись, пока он с мушкетерским понтом вернет оружие в ножны, вернее, в карман, а другой рукой отложит толстое стекло к прочему содержимому кофра, Райка перехватила эту руку и, не успел Серега отдернуться, надела ему на запястье сплетенный из проводка браслет с торчащей, как украшение, стальной лопаточкой. Лопатку она воткнула в прочищенную Серегой щель на нижней кромке стеклянного куска и сказала:
— Теперь ты колдун и шаман. А это как будто твой главный амулет. Ну или лазер.
— Или как транзистор, — сообщил Серега, поигрывая запястьем. — Я у Сани такой видел — ну, больше раза в три. О! Или как мини-телик, типа «Юности», только мелкий!
— А чего плоский такой? Экран выпуклым должен быть. И где антенна? А главное — зачем такой мелкий нужен вообще? Что ты на таком экране увидишь?
— Да ладно, у волка с яйцами еще меньше.
— Че-во? — спросила Райка не без угрозы, но тут же прыснула, сообразив, что имеется в виду электронная игра, в которой волк из «Ну, погоди!» должен ловить скатывающиеся сверху яйца.
— Та-во, — передразнил явно довольный нечаянным эффектом Серега. — И вообще, помнишь анекдот про японца и русского?
— Помню, конечно, — поспешно сказала Райка, а толку-то.
— В общем, встречаются русский и японец…
— Да помню я! «Угадайте, что у меня в кулаке? Пра-авильно, телевизоры!»
— «Угадайте, сколько!» — успел закончить раньше нее Серега.
— То есть ты всерьез думаешь, что это вот телевизор?
Серега кивнул, широко улыбаясь.
— И ты всерьез думаешь, что его и все остальное Гордый посеял?
Серега кивнул сильнее, улыбаясь так, что ушам стало больно.
— Что-то не очень он на японца похож.
— Маскируется, — отрезал Серега, сразу перестав улыбаться. — Тем интересней его разоблачить. Пошли?
Райка вздохнула и сказала:
— Ну пошли.
Серега потоптался на скрипучем крыльце, одна доска которого уходила вниз с прытью качельки, тоскливо оглянулся, но Райку не засек. Она должна была стоять на нижней ветке ближайшего к Дому-с-привидениями тополя, но либо смоталась, либо умела сливаться с местностью не хуже, чем плести веревочки.
Серега подавил желание метнуться к ней, чтобы еще раз договориться о порядке действий в случае опасности, о сигнале, который Райка подаст, завидев Гордого, да о чем угодно, что позволит чуть отсрочить вторжение в Дом-с-привидениями, которое пугало Серегу чем дальше, тем больше. Он обругал себя, подышал и робко постучал в щелястую дверь, неровно покрытую шелухой давно облупившейся краски неопознаваемого цвета.
За дверью стояла тишина и, наверное, темнота, которая скрывала что-то жуткое. Глубокий погреб с ржавыми цепями и крючьями, пыточное кресло, отдельную комнату с огромными пауками и крысами, а еще кого-то невообразимого, затаившегося за косяком и не выдающего себя ни единым шорохом. Он просто стоял и ждал. Терпеливо. Чуть улыбаясь.
Серега разозлился на себя и стукнул в дверь кулаком — раз и дв…
И все.
Дверь подалась и со скрипом приоткрылась. Она была незапертой, как и все в Михайловке, кроме двери богачей Назаровых, которые боялись всего на свете — и правильно делали.
Впереди висела темнота, рассеченная неровной трапецией света, в которую была вписана нелепо долговязая тень Сереги. Подсвеченные фрагменты подсказывали, что пол не мыли год минимум — судя по разнообразным грязным следам, в том числе осеннему, с клоком желтого кленового листа. Слабый звук вибрировал на грани слышимости.
— Простите, можно? — сказал Серега тоненьким от испуга голосом, откашлялся, но продолжил немногим ниже: — Мы от школы, металлолом собираем.
Звук не изменился, но темнота вокруг световой трапеции сгустилась и, кажется, похолодела. Она ждала.
Серега, с трудом удержавшись от того, чтобы обернуться на Райку или хотя бы на небо, солнце, свободу и жизнь, затаил дыхание и шагнул в эту темноту, как в прорубь.
Ничего не произошло. Только мурашки толпой рванули во все стороны по спине, загривку и рукам. Серега потер локти и спросил:
— Тук-тук, есть кто дома?
Кругом была тишина. Серега осмелился вдохнуть и тут же скуксился, будто сунулся в общественный туалет на железнодорожном вокзале. В Доме-с-привидениями пахло не туалетом, но тоже ничего себе: кислятиной, гнилью и затхлой сыростью, как, например, в давно не чищенном погребе, где забродивший компот пролился на позапрошлогоднюю картошку.