Серега торопливо натянул на нос ворот рубашки, вытер слезы, выбитые смрадом, и выдернул из кармана динамо-фонарик. Мышцы предплечья взвыли, но быстро разгулялись.
Жужжание сперва показалось жутко неуместным и достойным сурового наказания со стороны пауков, крыс и прочих вспугнутых обитателей тьмы — но тут же, раскатившись по всем углам, подмяло под себя зудение и превратило жуткие пространства в обычные захламленные комнаты, бояться которых странно. Во всяком случае, Сереге, который в таком бардаке и жил бы, если бы не суровая мама.
По мере погружения в нутро дома пульсирующий свет выхватывал из тьмы детали все более малоприятные, зато все менее пугающие. На вбитых в стену кривых гвоздях висели груды одежды на все сезоны, стол из ДСП со вздутыми крошащимися углами был заставлен грязной посудой, рядом с ним скучала одинокая табуретка. У дальней стены выстроился ряд стеклянных бутылей с неприятно неровным темным содержимым. Их горловины венчали раздутые в приветствии резиновые перчатки.
Серега ответил им таким же приветствием и тем же движением погрозил мухам. Они бродили по столу и барражировали над ним, жужжа громче фонарика.
Осмелев, Серега взялся за поиски, хотя что искать, не представлял совершенно. Луч беспорядочно метался по комнате, по курганам мусора в углах, паутине над окном и свисающим с потолка липким лентам, густо украшенным мухами, пока не замер, пульсируя, на непонятном узком длинном предмете под окном. Серега подошел и поднял его за край. Край легко поднялся. И почти сразу на всю комнату разнесся звонкий металлический удар. И еще. И еще.
Серега обмер.
— Так точно, товарищ подполковник, — сказал Земских в трубку. — Насколько могу судить, вообще ничего не изменилось, только совсем как на дне болота. Ну, вас нет — вот и, сами понимаете.
Он не слишком лукавил и не пытался угодить собеседнику, совершенно вообще-то незнакомому заместителю командира полка, базировавшегося в Михайловске до 1984 года. Земских сослали сюда чуть позднее, в помощь совсем заплюхавшемуся Нитенко, тогдашний зам которого совсем забил на службу, полностью посвятив себя предпенсионным сборам и удовольствиям.
Ссылка должна была продлиться пару месяцев, максимум полгода, пока не найдется отставник пободрее, — но не бывает, как известно, ничего более постоянного, чем выпадение из орбиты. За орбиту Земских особо не цеплялся, к намекам на скорое назначение в штаб округа, а то и в аппарат министерства относился спокойно, потому без особых терзаний решился на давно назревший развод, после которого, конечно, о столичной карьере оставалось забыть: в перспективные офицеры кандидатов без безупречного семейного тыла не берут.
Он пару раз попробовал выскочить в другом направлении, а потом решил не обгонять паровоз: к осени временную комендатуру всяко расформируют, Нитенко отправится на долгожданный отдых, а Земских — куда пошлют. Да будет так.
Подполковника Лепехина, на которого он вышел по довольно замысловатой цепочке, Земских никогда не видел и почти наверняка не увидит — но сделать ему приятное без особого напряжения совести было нетрудно. Любой населенный пункт, соседствующий с воинской частью, вянет с ее уходом и расцветает с появлением, это же тупая логика, если не сказать базис исторического материализма. Общественно-экономическая формация и трансформация как есть.
Подмасленный собеседник хорош тем, что принимается вспоминать и рассказывать без лишних понуканий. Надо его лишь слегка направлять.
Направлять расчувствовавшегося Лепехина пришлось не слегка, а с напором и неоднократно, чтобы он оторвался наконец от меланхолического восторга по поводу михайловских грибов, невероятного местного творога, а также одной там рыженькой дамочки, имя которой подполковник позабыл, а рассказ о ее отличительных признаках, в основном, понятно, вторичных половых, не подкидывал Земских, к счастью, никаких зацепок. Но к третьему разу подполковник все-таки дозрел:
— А, бичеган тот, как уж, Важный? А, Гордый, точно. Ну да, постоянно отирался, лебезил, помочь рвался. Местами и в самом деле помогал, скрывать не стану. Так что шугать перестали и уважили, раз так в небо рвался. Ну да, в прямом — прокатили, даже не раз вроде. Два вроде. Три вряд ли: он же не сразу напроситься сумел, а потом нас вот сюда уже. А, я не сказал? Он же раз в год, весной… Нет, летом, ну вот примерно в эти числа принимался… А, понял. Так и просится?