Рачков ничуть не сопротивлялся, но тело его жило собственным разумением: ноги бились о дальнюю койку, застревая между сеткой и кроватью, спина выгибалась коромыслом, руки болтались, как выломанные сухие ветки, а голова гуляла от ключиц чуть ли не к лопаткам.
Однако Валентина успела выдернуть ее из-под койки до приступа, оказавшегося затяжным и выворачивающим Рачкова до самых, кажется, потрохов. Он кашлял сильно, долго и надсадно, срываясь в неуместное и оттого жутковатое, да еще с подщелкиванием зубами, хихиканье. Лицо его побагровело, шея разнообразно вздулась, как сложно устроенный канат, из глаз лились слезы.
Валентина и сама взмокла, поскольку изо всех сил, чтобы не выскользнул из резиновой хватки, держала Рачкова за плечи так, чтобы если и ударился, то затылком о соседний матрас.
Через неплотно прикрытую дверь донесся крик Тамары:
— Валя, сюда, быстро!
Крик не заглушал скрежещущий хохот и глухие удары — видимо, кроватной спинки о стену.
— Полминуты! — крикнула Валентина в ответ, сама не поняв, что не так с ее ответом.
Разобраться в этом она уже не успевала.
— Быстрее! — рявкнула Тамара.
Ей явно нужна была срочная помощь.
У Рачкова приступ, к счастью, иссяк. Он сипло дышал, клокоча горлом, — но кашлять, кажется, больше не собирался.
Валентина мягко, но не мешкая пристроила его голову на законное место и поспешила на зов Тамары, на ходу аккуратно, локотком, промакивая лоб и брови: пот вовсю щипал глаза. Ладно хоть ресницы не крашу, была бы как зареванный клоун сейчас, машинально подумала Валентина, врываясь в седьмую палату, навстречу стуку и присвистыванию.
Тамара скомандовала:
— Живо врачей сюда с противошоковым, тут, похоже, коллапс.
Навалившись всем телом, она удерживала на боку здоровенную тетку с молочной фермы и прижимала к ее губам то ли катетер, то ли трубку, что уж оказалось под рукой из пригодного для того, чтобы сунуть в дыхательное горло, когда стандартный путь воздуху перекрыл спазм жесткой асфиксии. Больная, вес которой был раза в три побольше Тамариного, показывала чудеса асинхронного движения: медленно поводила руками, ногами сучила удивительно быстро и не в такт подергивала тазом, так что кровать грозила вскоре выдолбить дыру в штукатурке. Мало кто так умеет, только опытные барабанщики, быть может, подумала Валентина, сглатывая неприятный жар.
— Скорей, — сказала сквозь зубы Тамара, поднимая на миг голову.
Валентина очнулась от посторонних мыслей и рванула за подмогой.
Тамара крикнула вслед еще что-то про повязку, но Валентина уже не слушала. Уж врачи сами сообразят и про повязку, и про швы, решила она, пробегая через холл, и тут до нее дошло. Валентина тронула запястьем под носом. Маска, которую Тамара почему-то называла повязкой, впрямь сползла и болталась ниже подбородка. То ли сама сползла, то ли пациент нечаянно сорвал.
Как Дахновскую к Тамаре отправлю, протру спиртом, решила она — и так и сделала, дважды, не убоявшись, что кожа пересохнет и начнет шелушиться.
Кожа у Валентины была нежной и капризной, аж зло брало.
Впрочем, товарный вид она принимать уже не собиралась — не для кого больше. Пришла в себя, слава богу.
— От ты где шляешься! — прокатилось вдоль улицы и обратно.
Райка дернулась, но было поздно: Антоновна решительно надвигалась и была уже в десятке метров, не убежать. То есть убежать-то можно, но куда, зачем — и что дальше? Сами виноваты: потеряли бдительность, увлеклись беседой про диверсантов и инопланетян, смело по жизни шагали — придется за все это платить.
Райка вздохнула и пошла навстречу бабе, чтобы не затягивать процедуру встречи со стандартным вываливанием подробностей о том, какие Антоновна пережила тяготы без непутевой внучки, где ее искала и какие горькие чувства при этом испытывала. Не затягивать, конечно, не получилось: Антоновна не подумала ни сократить обязательную программу, ни убавить громкость. Райка, как и весь поселок, привыкла к этому давно, но ей все равно всегда было неловко — и сейчас, когда Серега понуро стоял рядышком и слушал, особенно.