Серега сперва отшатнулся, потом прислушался, потом рванул к следующему дому. Раз Назаровы даже не выглянули полюбопытствовать, чего Альма так беснуется, значит, нет их дома, и тратить время на них не следует.
Он подергал следующую калитку и ту, что напротив, поорал: «Тетя Люба!
Тетя Галя!» и побежал обратно, чувствуя, как беспощадно и бессмысленно уходит время. Не секунды и минуты, а время Андрюхиной жизни. Всей, оставшейся. Даже если бы тетя Люба и тетя Галя были дома, а не шлялись непонятно где, сразу выскочили бы и оказались бы готовыми спасать и содействовать, а не орать и ругаться, как обычно, — чем бы они помогли Андрюхе? Советом не шляться где попало, хорошо учиться и быть вежливым со взрослыми?
Не поможет это Андрюхе. Ему ничего уже не поможет, отчаянно подумал Серега, топчась над Андрюхой, так и валявшимся на краю страшно пустой и тихой улицы. Никого на ней на всю трехкилометровую длину не было видно, кроме Андрюхи, корчившегося в траве, и ничего не было слышно, кроме мелкого частого дыхания Андрюхи и хриплого хохотка, который все труднее выползал из сворачиваемой шеи.
Отчаянно всхлипнув, Серега помчался к курятнику. Под взволнованный лай и вой Рекса, норовившего вырваться из неволи, он извлек из кофра последнюю пробирку с остатками жидкости, подбежал к Андрюхе и снова отчаянно огляделся, надеясь, что в последний момент, как в кино, все-таки прибудет мама, скорая помощь, красная конница или голубой вертолет с волшебником и лечебным эскимо.
Не было их. Никого не было. Только Серега со шпионским лекарством в руках.
Рекса это лекарство спасло.
Но Рекс же пес. А Андрюха не пес.
Но Рекс почти умер — и выжил. И Андрюха почти умер.
— Мама! — не то позвал, не то пожаловался Серега в последний раз, всхлипнул, присел, выдирая пробку из пробирки и, дождавшись, пока искривленный рот Андрюхи замрет после очередного, еле слышного уже «Хэ.
Хэ. Хэ», быстро влил туда вонючую жидкость.
Андрюха медленно повел головой дальше, будто пробуя шею на излом.
Руки и ноги у него вытянулись. Он вздрогнул всем телом, замер и обмяк, закрыв глаза. Серега, вздрогнувший вместе с ним, отчаянно посмотрел на Андрюху и на пустую пробирку, отшвырнул ее прочь, плюхнулся в траву и тихо зарыдал.
На втором всхлипе его отвлек посторонний звук. Андрюха сделал сильный сиплый вдох. Серега поспешно стер слезы, чтобы понять, что происходит.
Андрюха так же сильно выдохнул и на новом вдохе попробовал поднять руки.
Они бессильно упали — но пальцы слабо шевелились.
— Андрюха, — прошептал Серега и тут же заорал, хватая Андрюху за плечи: — Андрюха! Ты живой!
Андрюха открыл было глаза, зажмурился, скривился и передернулся, будто от горького, и что-то просипел.
— Чего?! — счастливо уточнил Серега.
— К-кой ещ… Жив… Чт-так-к…
— Все нормально! — заорал Серега как глухому. — Ты тут грохнулся и подох почти, но теперь все нормально!
— Чор-ршт, — пробормотал Андрюха уже отчетливей и попробовал встать, но ноги и руки разъехались. — Пым-мгь.
— Чего? А, помочь. Давай, потихонечку.
Поднимать Андрюху оказалось очень непросто: он был удивительно тяжелым и норовил, падая, опрокинуть и Серегу — вроде не специально, но успешно. Впрочем, утвердившись на ногах и слегка покачавшись, зашагал он почти уверенно, хоть и пошатывался на ходу, а пару раз удержал равновесие, лишь навалившись на Серегу. Серега терпел и даже воздерживался от шуточек про сопровождение пьяницы в вытрезвитель и тем более про битого, что везет небитого. Зачем будить лихо.
У своей калитки Андрюха как будто оклемался окончательно, до крыльца добрался сам и почти не шатаясь, ступеньки одолел довольно быстро, хоть и вцеплялся в перила, как в канат на физре.
— Андрюх, давай я позову кого? — предложил Серега, дежуривший у нижней ступеньки на случай, если Андрюха надумает вдруг снова повалиться навзничь.
— Телефон есть, бабка дома, вали, «а я майор», — взявшись за ручку двери, сказал Андрюха слабым голосом.
Подумав, он хотел что-то добавить и аккуратно, чтобы не брякнуться, повернул голову к Сереге — но тот, кивнув, уже пошел к калитке.
Андрюха некоторое время смотрел ему вслед, двигая подбородком, как будто так можно было найти слова, которых он до сих пор не использовал.
Потом он дернул ручку двери, потерял равновесие, но сумел свалиться не со ступенек, а вперед, в открывшуюся щель.
Торчащие ноги помешали закрыться двери, из которой слышалось бормотание телевизора, потом донесся недовольный голос пожилой женщины:
— Андрюш, ты, что ли? Андре-ей! Чего молчишь? Кто там?