— Они на «Александре Суворове» были, — сказал Сабитов и пояснил, как будто Валентина могла недопонять, или понять, или услышать: — На теплоходе.
Он в Ульяновске разбился. Там Волга широченная, судоходная, и мост огромный, два километра, еще при царе построен. Судоходных пролетов два, второй и третий, а старпом ошибся и в шестой пошел. И теплоход на полном ходу врубился верхней палубой в мост.
Он помолчал и удивленно продолжил:
— Я очень ясно это себе представляю, раз за разом, как будто сам видел.
Причем совершенно неправильно представляю. Это вечером уже было, без двадцати десять. Темно, прохладно, детей или спать по каютам отправили, или в кинозале разрешили остаться, там какие-то конкурсы проводились, а потом по второй программе детектив начался, «Возвращение „Святого Луки“». Не смотрела?
Он подождал ответа. Валентина не шевелилась, хотя в нормальном состоянии давно бы, конечно, попробовала поменять чрезвычайно неудобную позу.
— Я так и не посмотрел. И не посмотрю, наверное. Мог бы, если бы вместе с ними был, но в госпитале валялся, подбили как раз, еле вытащили. Энже обиделась, конечно, — я же соврал, что в учебный полк перевели, поэтому из Ташкента звоню, а отпроситься, сказал, не удалось. А мы все вместе должны были. Надо было всем вместе, конечно. Может, и кино смотреть не пошли бы.
Мои, возможно, успели начать. Пять минут. Они, скорее всего, в кинозале были, и Энже, и Алсу. Явно не в каюте. Каюты ниже. Те, кто спать ушел, уцелели.
Ударом кинозал снесло, рулевую рубку, ну и верхнюю палубу. Никто, наверное, и понять ничего не успел, там в две секунды всех порвало и размазало. Сто семьдесят пассажиров и шесть из экипажа. А мне почему-то все время представляется, что это днем случилось и мои на верхней палубе сидели, так что успели…
Валентина как будто вздохнула вместо Сабитова, так что и ему пришлось вспомнить, как это делается.
— Ты, возможно, даже не слышала, — сказал он. — В новостях про «Суворова» не говорили, в газетах почти не писали. Потому что такого у нас происходить не должно.
Он пожал плечами.
— Такого правда происходить не должно. Но произошло же. Ровно четыре года назад, пятого июня восемьдесят третьего. Я поэтому дурной такой каждый июнь — ну и теперь тоже. Ты прости. Привык уклоняться и уходить, вот и от тебя… Просто не понял, что происходит. У нас. И вокруг. У нас — ну, пусть будет что будет, лишь бы ты была. А вокруг…
Он слегка повел рукой перед собой, охватывая жестом только кровать, но на самом деле весь госпиталь, поселок, лес и прочее безумие.
— Вокруг опять происходит то, чего не должно. Бесконечное пятое июня.
Если и ты умрешь в этот день, я не вынесу. Я не… позволю.
Он протянул руку в перчатке, намереваясь то ли погладить Валентину по щеке, покрытой испариной, то ли убрать прилипшую прядь. Щека и шея напряглись и, кажется, чуть натянулись, точно Валентина даже в забытьи пыталась отстраниться и запретить ее касаться. Сабитов покорно убрал руку, встал и некоторое время жадно вглядывался в лицо Валентины, потом быстро вышел из палаты, едва не оборвав брезентовую преграду.
— Пока госпитализированы двадцать четыре человека. Один выздоравливает, состояние остальных стабильно тяжелое. Источником болезни выступает агрессивный вирус неясного происхождения. Разносчиком, по некоторым данным, выступали лисы, но клиническая картина резко отличается от традиционного бешенства. Инфицирование, скорее всего, случается при прямом контакте слизистой оболочки или поврежденной кожи с биологическими жидкостями носителя.
Коновалов замолк, глядя на Сабитова с выражением: «Хватит с тебя или еще чего-то надо?» Впрочем, это было куда лучше, чем категорический отказ от любого общения, с которого началась — вернее, долго не начиналась беседа, когда капитан вломился в кабинет начальника госпиталя. Выманить из него первый ответ по существу оказалось мучительно сложно, затем реплики потекли из Коновалова, как клей из передавленного тюбика. Передавили, значит, так, что сил терпеть не осталось. Но начальник был, судя по всему, служивым опытным и аккуратным, тем более с малознакомыми офицерами, да еще и младшими по званию, пусть и подтвердившими свои полномочия солидными документами, — потому формулировки выбирал вдумчиво.
— Как СПИД? — уточнил Сабитов.
— И как грипп, — ответил Коновалов, помедлив. — Агрессивнее и уж точно скоротечнее. Первые симптомы проявляются через пять — десять часов после заражения, полная потеря дееспособности наступает еще через пять — десять часов.
— А потом?