Он много ездил первые годы, всё искал зацепку, поручень, площадку, за которые можно ухватиться, оттолкнуться, выпрыгнуть, заскочить в щель, по которой можно добраться домой. Ничего не нашел и направился домой, в областной центр, чтобы попробовать устроиться на работу, любую, да хотя бы на родную санэпидстанцию, которая в этом году должна была сдаваться, — если он верно понимал плановую экономику и темпоритм строителей, ближе к зиме.
И да, она выглядела вполне завершенной и родной, единственной узнаваемой штукой во всем этом чужом нелюбящем мире. Даже дома детства еще не было: его построят лет через семь, а родители переедут в него после женитьбы, в 1996-м, — и он собирался, если не придумается ничего лучше, дотянуть до этой поры и поселиться рядом, чтобы хотя бы наблюдать за ними и за собой мелким, а если получится, быть их ангелом-хранителем. Несколько неприятных эпизодов он точно мог бы исправить — в том числе, конечно, последний, связанный с вылетом 3 июня 2027 года. Надо было предупредить мелкого себя, что лететь в эту трехдневную командировку по районам ни в коем случае нельзя. А дальше уж как получится.
И да, на подходе к эпидстанции он вспыхнул сердцем и головой, как в детстве, когда возвращался домой из летнего лагеря, и почти побежал — но остановился там же, где и в прошлый раз, когда выталкивал из грязи грузовик.
Над крыльцом коричневым кафелем на голубом сияли под майским солнышком цифры «1970».
Больше он не смог приблизиться к станции ни на шаг. Единственный кусок родного мира оказался чужим, как прикинувшийся батей призрак в позабытых уже мистических хоррорах. И самое страшное, что он сам, похоже, и сотворил этого призрака. Он помнил, конечно, и классический рассказ про раздавленную бабочку, и «Назад в будущее», и кучу обыгрывавших этот же мотив сюжетов: пришелец из грядущего нечаянно или из благих побуждений нарушает течение прошлого и уничтожает мир, часто вместе с собой.
Тот, кто копается в давно зарытом, вместо сокровищ обычно нарывается на чумной могильник.
Достаточно поскользнуться на тропе, заговорить не с тем человеком или помочь вытолкнуть центрифугу из грязи — и раздавленная бабочка прервет пищевую цепочку, обеспечивавшую насущные действия кучи героев, собеседник передумает жениться и оставит будущее без спасителя, а бетон из центрифуги позволит укрепить фундамент там, где он должен был провалиться полгода спустя, откатив стройку к началу.
Действие равно не противодействию, как в школьной физике, а катастрофе.
Любое активное вмешательство может изменить вселенную так, что он просто не родится в положенном ему 1997 году, а значит, исчезнет и из семидесятых — совершенно безвозвратно.
Он торчал посреди заросшего пыльной травой и захламленного строительным мусором пустыря, пока не понял, что сейчас свалится: ноги онемели. Тогда он сел в траву и стал думать дальше. А когда солнце ушло за здание и проклятые неправильные цифры над крыльцом перестали быть видимыми, он встал, пошел на вокзал и уехал в Михайловск.
Надо было сосредоточиться на решении одной задачи: вернуться в свое время. Для этого надо вернуться на свое место. То, в котором он объявился.
То место теперь было обнесено колючей проволокой с грозными, но обманными надписями. Ничего грозного внутри ограждения не было: место катастрофы заросло, остов самолета укрылся палой листвой, а холмик в вершине оврага стал практически незаметным. Он сидел возле холмика, пока не продрог, вытер глаза и направился в поселок.
В Михайловске его не знали, не помнили и, наверное, никогда не искали.
Возможно, солдатский патруль авиачасти, патрулировавший лес по приказу не в меру ретивого особиста, заведенного байками про китайских шпионов, во избежание неприятностей не доложил начальству о пойманном и тут же сбежавшем подозрительном типе. В любом случае солдатики давно дембельнулись, а особист после столкновений на Даманском, в которых авиаполк бомбардировщиков принимал косвенное участие, передислоцировался вместе с частью, уступившей аэродром истребителям, а позднее — авиации ПВО.