«В Полтаве попался мошенник», —Читает со вкусом священник.«Должно быть, из левых», —Исправник басит полусонно.А я прошептал убежденно:«Из правых».
Подходит мулла в полосатом,Пропахшем муллою халате.Хихикает… Сам-то хорош! —Не ты ли, и льстивый и робкий,В бутылках кумысных даешьНегодные пробки?
Его пятилетняя дочкаСидит, распевая, у бочкиВ весьма невоспитанной позе.Краснею как скромный поэт,А дева, копаясь в навозе,Смеется: «Бояр! Дай конфет!»
«И в Риге попался мошенник!» —Смакует плевритный священник.«Повесить бы подлого Витте», —Бормочет исправник сквозь сон.«За что же?!» И голос сердитыйМне буркнул: «Все он»…
Пусть вешает. Должен циничноПризнаться, что мне безразлично.Исправник глядит на муллуИ тянет ноздрями: «Вонища!»Священник вздыхает: «Жарища!»А я изрекаю хулу:«Тощища!!»
Провинция
Бульвары
Праздник. Франты гимназистыЗанимают все скамейки.Снова тополи душисты,Снова влюбчивы еврейки.
Пусть экзамены вернулись…На тенистые бульвары,Как и прежде, потянулисьПары, пары, пары, пары..
Господа семинаристыГолосисты и смешливы,Но бонтонны гимназистыИ вдвойне красноречивы.
Назначают час свиданья,Просят «веточку сирени»,Давят руки на прощаньеИ вздыхают, как тюлени.
Адъютантик благовонныйУвлечен усатой дамой.Слышен голос заглушенный:«Ах, не будьте столь упрямой!»
Обещает. О, конечно,Даже кошки и собачкиКое в чем не безупречныПосле долгой зимней спячки…
Три акцизника портнихеОтпускают комплименты.Та бежит и шепчет тихо:«А еще интеллигенты!»
Губернатор едет к тете.Нежны кремовые брюки.Пристяжная на отлетеВытанцовывает штуки.
А в соседнем переулкеТишина, и лень, и дрема.Все живое на прогулке,И одни старушки дома.
Садик. Домик чуть заметен.На скамье у старой елкиВ упоеньи новых сплетенДве седые балоболки.
«Шмит к Серовой влез в окошко…А еще интеллигенты!Ночью, к девушке, как кошка…Современные… Студенты!»
1908
При лампе
Три экстерна болтают руками,А студент-оппонентНа диван завалился с ногамиИ, сверкая цветными носками,Говорит, говорит, говорит…
Первый видит спасенье в природе,Но второй, потрясая икрой,Уверяет, что только – в народе.Третий – в книгах и в личной свободе,А студент возражает всем трем.
Лазарь Ро́зенберг, рыжий и гибкий,В стороне на окнеК Дине Блюм наклонился с улыбкой.В их сердцах ангел страсти на скрипкеВ первый раз вдохновенно играл.
В окна первые звезды мигали.Лез жасмин из куртин.Дина нежилась в маминой шали,А у Лазаря зубы стучалиОт любви, от великой любви!..
Звонко пробило четверть второго —И студент-оппонентПриступил, горячась до смешного,К разделению шара земного.Остальные устало молчали.
Дым табачный и свежесть ночная…В стороне, на окне,Разметалась забытая шаль, как больная,И служанка внесла, на ходу засыпая,Шестой самовар…
1908
На галерке
(В опере)
Предо мною чьи-то локти,Ароматный воздух густ,В бок вцепились чьи-то ногти,Сзади шепот чьих-то уст:«В этом месте бас сфальшивил!»«Тише… Браво! Ш-а! Еще!!»Кто-то справа осчастливил —Робко сел мне на плечо.На лице моем несчастномБьется чей-то жирный бюст,Сквозь него на сцене ясноВижу будочку и куст.Кто-то дышит прямо в ухо.Бас ревет: «О, па-че-му?!»Я прислушиваюсь сухоИ не верю ничему.
1908
На музыкальной репетиции
Склонив хребет, галантный дирижерТалантливо гребет обеими руками —То сдержит оком бешеный напор,То вдруг в падучей изойдет толчками…
Кургузый добросовестный флейтист,Скосив глаза, поплевывает в дудку.Впиваясь в скрипку, тоненький, как глист,Визжит скрипач, прижав пюпитр к желудку.
Девица-страус, сжав виолончель,Ключицами прилипла страстно к грифу,И, бесконечную наяривая трель,Все локтем ерзает по кремовому лифу.