Из-за слишком бурных размышлений у Яны чуть не началась паника, и она с опаской стала осекаться по сторонам. В комнате было пусто. Совершенно пусто. Она была в одиночестве с этими бумагами. И она совершенно не знала, что ей делать дальше. На нее постепенно стало накатывать облегчение: возможно, кто-то действительно хотел, чтобы она попала сюда. Бог? Однако написанное в свитке было не подробным, словно написано на всякий случай. Значит ли это, что она попала сюда случайно? Быть может, это чей-то неудавшийся эксперимент? Яну уже начало раздражать, что это решение было принято без нее, но потом подумала, что все не так уж и плохо. Судя по возрасту Мэйчжу, заботливый отец скоро должен начать предлагать ей выбрать себе жениха. Или, стоп.
Яна вспомнила, что в Древнем Китае родители сами выбирали своим детям партию, сами договаривались друг с другом и ставили молодых просто перед фактом. «Но это ведь не Древний Китай? Здесь немножко по-другому? Да и отец заботливый. Может, он все же позволит его единственной дочери влюбиться в кого-то самой.»
Она стала размышлять, есть ли у Мэйчжу подруги. Стоит ли ей ожидать, что кто-то из девушек придет к ней на чай? Во время отъезда отца она и собиралась это проверить, просто сидя дома или гуляя. Этими мыслями она ограждала себя от одиночества. От железного одиночества, которое она очень резко почувствовала сейчас, находясь одна в этой чужой комнате, в холоде и темноте. Стоило бы закрыть окно, да она не дочитала остаток свитка и те таинственные бумаги. Она опустила голову и начала смотреть в угол.
Она просидела в прострации до рассвета, только тогда очнувшись. Она посмотрела в окно. Цвет неба был нежно-пурпурным этим утром. Сухие покрасневшие глаза начали расслабляться, глядя на это чудо. Небеса действительно чудесны и необъятны. Девушка сунула ленту в то место в свитке, откуда не дочитала; свернула его и поспешно закинула с остальной писаниной обратно в ящик, не забыв замкнуть, а ключик запихнув под одежду. Она задрала подол и вылезла на задний двор, окутанный цветами и листвой, через окно, не отрывая глаз от улицы. Поспешно выбежав на середину, она задрала голову и устремила свой взор далеко-далеко, на эту красоту. Ей стало действительно легче.
Глава 10
Она проснулась примерно за два часа до полудня, лёжа на траве в позе звезды. Разгар апреля. Для Яны привычно, что в это время года ещё прохладно, и кое-где лежит снег. Вдали виднеются горы, снег почти сошел и сейчас он больше похож на лёд. В дневнике Мэйчжу иногда были описаны засушливые времена. В городе было много улиц, но она хорошо заметила главный узел дорог. Проезжий, торговый. Бабушки в городе много говорили о хорошем урожае за прошлый год, «слава чернозёму», в надежде, что и в этом году все будет замечательно. Температура сейчас была приятная, весенняя... По привычным ощущениям Яны, это было примерно десять-двенадцать градусов тепла, как и должно быть весной. Воздух был чист, свеж и влажен. Эта местность ощущается родной. Яна заключила для себя, что, должно быть, это место похоже на город Харбин в Китае. Значит, это где-то на Северо-Востоке, что означает, что это не Юг страны. И, насколько Яне известно, сюда часто ветрами задувает сибирский воздух. Это объясняло, почему ей так нравится здесь. Температура здесь должна быть мягкая: в среднем, от зимних -20° до летних +20°. Конечно, будет теплее и холоднее, но это всегда так происходит. Яну это устраивало, но она должна убедиться в этом, пожив здесь годик. Она поднялась на локтях, встала, отряхнула одежду и залезла обратно в дом через окно.
Чтобы совсем уж не позорить доброе имя Мэйчжу, она расплела вусмерть растрепанную огромную косу, расчесала волосы и заплелась заново. Не хотела она сейчас возиться с этими заколками для высоких изящных причёсок. Сменила грязную-влажную накидку на другую – белую. Белый – цвет чистоты и непорочности. Теперь она была в серо-голубом ханьфу с полупрозрачной белой накидкой-самым-верхним-слоем-который-не-запахивается. Она, конечно же, не собиралась носить в этом мире шесть слоев одежды. И, с уверенным видом, она вышла из комнаты, махнув увесистой косой.