— Ладно, не хорохорься. Знаем, чем рискуешь, когда мины возишь. Под бомбежкой сколько раз бывал?
— Сколько? Да разве можно сосчитать?
— Слыхали? — Капитан взглянул на новичков, большим пальцем через плечо указывая на водителя. — А теперь спускайтесь. Разомнитесь малость и ждите меня.
Один за другим солдаты перемахивали через борт «студебеккера».
Чулков начал спускаться тяжело, неуверенно. Заметив пристальный взгляд капитана, оттолкнулся от ската, спрыгнул на землю. В затылке остро резануло, в глазах поплыли круги. Со сдавленным стоном стал заваливаться на сторону. Водитель подхватил его.
— Ты это… что… что? — испуганно заговорил он, усаживая Дениса на подножку.
— Ничего… Сейчас пройдет, — пробормотал тот. Крепко зажмурил глаза, посидел так, открыл их. Увидел близко лицо Назарова.
Капитан выпрямился, одернул гимнастерку.
— Да, рановато ты умотал из госпиталя. Никуда не расходиться. Привести себя в порядок. Колодец во дворе. — Слегка встряхнул Чулкова за плечо. — Хвост держать пистолетом, сержант!
Умывшись у колодца, новички слонялись по двору, не зная, чем занять себя. Узнать бы, где находятся. Но задавать вопросы было некому. Волей-неволей приходилось ждать.
Перевалило за полдень. Октябрьское солнце пригревало не по-осеннему.
Николай Сурин выглянул за калитку. Постояв с минуту, возвратился.
— Какие-то штукенции под брезентом стоят в укрытии, — сообщил он. — На «студебеккерах». Похожи на «катюши».
— Не врешь? — Не дождавшись ответа, Сергей, парень жилистый, высокий и потому сутуловатый, решительно направился к калитке. За ним устремились все. — Где они?
— Да вот же. — Сурин показал в направлении усадеб, от которых остались три печные трубы. — В саду. Зелеными ветками прикрыты.
Увидел машины и Чулков. В окопах, похожих на противотанковые эскарпы, стояли замаскированные автомашины, радиаторами они упирались в стену окопа. Вместо кузовов невысоко над уровнем земли торчали слегка наклоненные плоскости, укрытые брезентом и ветками с подвившими листьями.
Рядом прохаживался часовой. Заметив незнакомых солдат, он остановился, рывком сбросил с плеча автомат ППШ и заспешил к самодельному столику. Подошел, взял телефонную трубку.
— О нас докладывает, — усмехнулся Сергей. — Видал, какой прыткий!
— А если приказ? — возразил Чулков. — Потопали отсюда.
Они гуськом направились к своей машине. Но путь им преградил незнакомый старшина.
— Любопытствуем, гвардия? — весело спросил он и представился: — Гвардии старшина Колесников. Могу гарантировать: в ближайшем обозримом будущем эту штуку, — кивок в сторону таинственных механизмов, — сами станете по частям разбирать.
— Поскорее бы, — отозвался Чулков. — От скуки, говорят, мухи дохнут, а уж люди…
— Приказано накормить вас. Становись! Сержант, на правый фланг. Смирно! Напр-ра-во! Шагом марш!
Пересекли улицу, вошли в обширный двор. Под ветлой стояла походная кухня. Прикорнув в тени, дремал повар. Увидев новичков, он, как курица спросонья, поморгал покрасневшими от хронического недосыпания глазами и бодро вскочил.
— Чего так долго морили новеньких, Валентин? — упрекнул старшину.
У Колесникова глаза были такими же красными, уставшими, как и у повара. Он бросил пилотку на стол и принялся свирепо растирать лицо ладонью.
— Умылся бы вон, — кивнул повар на рукомойник, орудуя около походной кухни. — Так нос на сторону своротишь.
Старшина засучил рукава и начал умываться. Сквозь стук рукомойника прорывались его слова:
— Обстановочка, Макар, складывается — будь здоров. Голова идет кругом.
— Бросок?
— С коровий носок. Много будешь знать, быстро состаришься. У орлов, глянь-ка, животы к позвоночнику прилипли.
Он говорил и энергично вытирался льняным полотенцем, расшитым петушками.
— Ну? — повар округлил глаза. — Ай-яй-яй! Нехорошо так с гостями.
Повесив на место полотенце, старшина раскатал и застегнул рукава и пошел к воротам.
Повар подал обед. И украинский борщ, и «шрапнель» — перловка с кусками свинины — были горячими, свежими, хотя обеденное время прошло. Особенно отменным оказался наваристый борщ с помидорами, с поджаренным луком, со шкварками, фасолью и красным перцем. Николай одним духом опустошил котелок.
— Никак еще бы не отказался? — обрадовался повар. Было ему лет двадцать пять. Чувствовалось, что он добродушен, разговорчив и решительно не похож на недоступных войсковых поваров. Заметив, как Сурин нерешительно пожал плечами, повар схватился за черпак.