При первом же залпе Денис испытал подавленность и страх. Он решил было, что причина тому контузия, но, поговорив с товарищами по расчету, понял, что те же чувства испытывают почти все новички. В процессе спешной подготовки это психическое состояние как-то не учитывалось. Между тем оно мешало обучению.
Денис мог бы рассказать об этом командиру батареи Запорожцу, но останавливала смутная неприязнь, которую он испытывал к старшему лейтенанту. Откуда она, Денис понимал. Всему виной была сцена в санчасти…
Ради дела можно бы преодолеть и это. Но уж очень сухо, надменно держался Запорожец со своими подчиненными. А к капитану Назарову не подступиться: замотан беспредельно.
Оставался подполковник Виноградов. И однажды Чулков решился обратиться к нему. Из-за морщинистого с желтоватой кожей лица Виноградов казался староватым, хотя в рассыпавшихся каштановых волосах, которые подполковник откидывал назад резким движением головы, не проглядывало ни одного седого волоса. Узкогрудый, сутуловатый, не привыкший к физическому труду, что особенно подчеркивали длинные белые пальцы, подполковник не был похож на кадрового военного.
Свою мысль Чулков высказал кратко: нельзя ли проводить занятия только с одной установкой и накрывать цель также отдельно от всей батареи?
— А почему, собственно, не в составе всей батареи? Или хотя бы взвода?
Денис рассказал о своих ощущениях, о страхе, который вызывает установка, об усталости, наступающей в начале второго часа занятий, о том, что ожидание залпа доводит порой до исступления.
— Та-ак… — Виноградов побарабанил пальцами по столу. — И вы уверены, что не один вы с такими вот… ощущениями?
— Убедился. Говорил о том и с другими. Одного из новичков мы приняли за труса. С глазу на глаз пришлось говорить. А он в ответ точно такие слова, какие я вам сказал.
— А почему не доложили о том комбату?..
— Как-то… неловко с ним…
— Да, Запорожец — человек жесткий.
— И еще у меня, товарищ гвардии подполковник. Разрешите?
— Конечно, сержант. — Подполковник улыбнулся.
— На установку я назначен наводчиком. Корректировку огня из миномета освоил еще в училище. Тогда же освоил артиллерийские прицелы и баллистические карты. Все это сейчас очень пригодилось при подготовке залпа. Но мне хочется освоить обязанности всех номеров расчета. Конечно, не сразу все, но в принципе… В боевой обстановке всякое может быть.
— Вам и подносчиком мин хочется быть?
— Подносить ракеты тоже надо умеючи. Я уж не говорю о пульте управления огнем.
— Разумно, конечно. А где взять время?
— Если будем заниматься каждый со своей установкой, выкроить кое-что можно.
Виноградов задумался, полез в карман, достал пачку «Казбека» и протянул Чулкову.
— Закуривайте.
— Не курю. Спасибо.
— И не курили?
— Бросил.
— Как это вам удалось?
Не без смущения ответил:
— Вырабатывал характер.
Подполковник улыбнулся, закурил.
— Кстати, сержант, вы не представились. Вынужден напомнить вам…
— Гвардии сержант Чулков.
— Хорошо, товарищ Чулков, над вашими предложениями подумаем. Можете быть свободны.
«Неделю будут думать, согласовывать не меньше», — решил, уходя, Денис.
Каково же было его удивление, когда наутро для каждой установки дали свой сектор обстрела.
Утром же произошел и малоприятный разговор с комбатом. Перед выездом на тренировку Запорожец подозвал Чулкова к себе.
— Какого черта, дуралей, мне ни слова не сказал?
Тон был шутлив, но глаза старшего лейтенанта смотрели недобро.
«Вот и в выскочки попал», — подумалось Денису.
— Чего молчишь?
Решил не скрывать причины.
— Если откровенно, товарищ гвардии старший лейтенант, — побоялся сказать.
— Почему? — озадаченно спросил Запорожец.
— Очень у вас неприступный вид. Послали бы меня туда, куда Макар телят не гоняет.
Запорожец рассмеялся, но тотчас оборвал смех, точно отрезал. Сухо сказал:
— Впредь прошу меня жаловать. Идите.
Малая эта неприятность быстро забылась. Занятия в составе одного расчета наполовину сэкономили время. При первом знакомстве боевая установка казалась очень простой по устройству. А когда ее изучали в составе батареи, все казалось малопонятным, сложным.
О материальной части рассказывал старший лейтенант Запорожец. Чувствовалось, установку он знал хорошо, но толково передать свои знания о ней не мог. Комбата плохо понимали, перебивали вопросами. Запорожец раздражался, обрывал солдат и сержантов и совсем выходил из себя, когда начинал спрашивать подчиненных. Ответы были путаные, нечеткие. Запорожца это и злило и пугало — воевать-то придется вместе с этими людьми.