В связи с тем, что Москвин не вызывал подозрений, решили действовать по первому варианту.
Началась подготовка.
Москвин был экипирован в форму офицера Красной Армии, снабжен полученными им от своего разведоргана фиктивными документами, орденами, медалями, личными вещами и после соответствующего инструктажа 9 января 1944 года направлен на квартиру к своей матери. Появление «фронтовика», да к тому же такого, который, согласно официальному уведомлению, «пропал без вести», естественно, вызвало живой интерес среди соседей и знакомых. Вечером того же дня в квартире состоялось целое собрание из родственников и знакомых. Проявление такого интереса было заранее предусмотрено. Москвин получил соответствующие инструкции, и поэтому его ответы не вызвали ни у кого подозрений. Вскоре он полностью легализовался, прописался на жительство и вел себя в соответствии с указаниями, полученными от сотрудников военной контрразведки.
28 марта 1944 года он получил радиограмму:
«Маю. Начиная с двадцать девятого марта встречайте друга три дня подряд в условленном месте. Привет. Сатурн».
Утром 29 марта, за тридцать мнут до назначенного срока, посты наблюдения заняли свои места. Через пятнадцать минут они отметили появление Москвина, остановившегося у входа в метро. Но ожидание было напрасным. Время, отведенное на встречу, прошло, а связник не появлялся. То же самое повторилось вечером 29, утром и вечером 30 и 31 марта. Оставался еще один вечер 31 марта, даже не вечер, а только два часа — с 19 до 21 часа по московскому времени. Посты наблюдения вновь заняли свои места. Вскоре появился Москвин. Прошло полчаса, еще полчаса, а к Москвину, как и в предыдущие дни, никто не подходил. Стрелки часов показывали 19 часов 45 минут, когда к скучающему Москвину подошел человек в форме офицера Красной Армии с погонами старшего лейтенанта. В течение трех — пяти минут они о чем-то разговаривали. Наконец Москвин подал условный сигнал, означавший, что подошедший человек — Михаил Гурьянов.
Спустя несколько минут Москвин и старший лейтенант пошли в направлении Садового кольца. Подходя к своему дому, Москвин, обращаясь к Гурьянову, предупредил:
— Будь осторожен.
— Ну что ты, разве я лыком шит.
— Ты ведь знаешь, что я тоже стреляный воробей. Но осторожность для нас — это главное.
Матери Москвин представил Гурьянова как товарища по фронту, случайно встреченного на вокзале.
Мать радиста пригласила их к столу. Когда они остались одни, Москвин, предварительно убедив Гурьянова, что они в полной безопасности, приступил к выяснению интересовавших его вопросов.
Он подробно расспрашивал Гурьянова, как тот мыслит организовать работу, кого из своих московских знакомых думает привлечь в качестве «источников информации», где намерен остановиться на жительство, какие указания получил по организации сбора разведданных, какие ему дали поручения. Гурьянов поведал также о всех новостях в разведывательной школе: кто из бывших «однокашников» погиб, остался в центре, отправлен с заданием. Оставался невыясненным только один вопрос: какой знак Гурьянов получил для сообщения о благополучной встрече с радистом. Чтобы выяснить это, Москвин, как бы невзначай, спросил:
— Ну, Миша, завтра, пожалуй, надо сообщить «Сатурну», что у нас все благополучно. А то он, наверное, тоже волнуется. Как ты думаешь?
— Да, правильно, — поддержал Гурьянов, — «Сатурн» меня просил, чтобы не позднее 2 апреля мы ему обязательно радировали. А где ты работаешь на рации? — осведомился он у Москвина.
— В лесу, больше нигде. Тяжеловато и неудобно, но ничего не поделаешь. Давай завтра съездим туда вместе, посмотришь, как я устроился. Кстати, ты-то не выучился? — осторожно поинтересовался Москвин.
— Нет, не выучился, хотя Фурман был и недоволен.
— Жаль, — заметил собеседник, — ну, а что мы сообщим в радиограмме?
Напарник вынул из кармана записную книжку, и, подумав немного, написал:
«Сатурну. С напарником встретился 31 марта вечером. Все благополучно. Он доставил деньги, и документы, чемодан потерял, два дня искал, не нашел — густой лес. На поиски думаем выехать вместе. Шлем привет. ГММ».
Прочитав радиограмму, Москвин спросил:
— А что значит ГММ?
— Это мой пароль, — ответил Гурьянов. — «Сатурн» сказал, что если все будет нормально, то в конце радиограммы я должен поставить обязательно три буквы, обозначающие мои инициалы.
— Что же, выходит, «Сатурн» мне не доверяет? — обиженно спросил Москвин.