Это человек, который в далеком 1944-м вступил в схватку с немецкой разведкой.
— А как все это было?
— Как было? — Клавдий Федорович взглянул в открытую дверь балкона. Внизу виднелись деревянные дома и сады. — Я тогда работал начальником Кармановского райотдела НКВД. Рано утром, еще не было четырех, позвонили из Гжатского райотдела НКВД и сообщили, что на высоте 2500 метров обнаружен вражеский самолет.
Потом опять звонок:
«Самолет совершил посадку неподалеку от Карманова. Предполагается, что в нем находятся немецкие диверсанты. Срочно организуйте поиск».
Я сразу же поднял своих людей — человек двадцать. Собрались все у здания райотдела. Обсуждаем, куда нам идти. Начало светать. Было прохладно, стояли первые дни осени. Вдруг вдалеке показался мотоцикл. Он ехал в нашу сторону. На скорости пронесся мимо. Мы только заметили, что за рулем сидел майор в кожаном пальто и рядом с ним молодая женщина-лейтенант. Дорога, по которой он ехал, вела в сторону соснового бора и там заканчивалась. Это мы знали. «Значит, сейчас развернется и подъедет к нам» — решил я. Так оно и получилось. Майор остановил мотоцикл возле нашей группы. Спросил, как проехать в Ржев. Это меня сразу насторожило. Может быть, это была его первая ошибка. Я представился, объяснил ситуацию и попросил предъявить документы. Он спокойно подает. Смотрю, майор из «СМЕРШ». О, птица какая! Говорю, пойдемте, вместе подумаем, как разыскать диверсантов. И ваш мотоцикл очень кстати будет. Мы, мол, безлошадные. Он на ходу расстегнул свое кожаное пальто. Блеснула Звезда Героя Советского Союза на гимнастерке. Поговорили мы несколько минут. Я вижу — он очень уж торопится. И нервничает. Опять у меня подозрение появилось. Извинился перед ним — все-таки майор, а я старший лейтенант. Сказал, что должен еще задать несколько вопросов его спутнице-лейтенанту. Он пожал плечами.
«Пожалуйста», — говорит.
А у меня, пока я с ним говорил, созрел план.
Он ушел.
Вошла женщина.
Я перед ней разложил на столе карту и попросил показать, по каким дорогам они уехали от дислокации своего штаба до Карманова. Она на секунду замерла, вроде бы как растерялась, и тут же взяла себя в руки. Сказала, что она не может раскрыть маршрут передвижения.
«Почему?» — спрашиваю я.
«Это тайна!»
Какая же это тайна, думаю. Нет, тут что-то не то.
Ее отправил вниз. Кивнул трем вооруженным ребятам, чтобы поднялись ко мне. И из окна попросил майора пройти еще для одного вопроса. Он вошел. На столе по-прежнему лежала карта.
«Ваша спутница, — говорю, — отказалась сообщить маршрут, по которому вы ехали, покажите, пожалуйста…»
Вижу, и он замялся, скосив глаза на карту. Дорог там много. Почти все проселочные. Я-то их хорошо знаю. А чужому человеку сразу и не разобраться. Прошло несколько напряженных секунд. И тут я понял, что передо мной — враг. Вскинув пистолет, я крикнул:
«Руки вверх!»
У дверей стояли наши ребята с винтовками на изготовку.
«Вы с ума сошли, капитан. Вы ответите за это!» — закричал он.
Но я свое:
«Руки вверх или стреляю!»
Тут он поднял руки, а в рукаве какое-то странное сооружение. Потом узнали, что это снаряд, пробивающий броню. За поясом у него оказалось три пистолета… Внизу на улице ребята арестовали женщину и привели ко мне. Я допросил их — каждого по отдельности. И тут узнал, что заброшены они на территорию страны с целью убийства Сталина.
— Что же он так легко сдался?
— А что ему оставалось делать? Ну, убили бы меня. Еще двоих. А у мотоцикла еще пятнадцать человек. Все равно бы скрутили.
Обыскали мы мотоцикл. А там чего только нет. Три чемодана с документами и вещами, 116 мастичных печатей, семь пистолетов, два охотничьих ружья центрального боя, пять гранат, одна мина и многое другое. Таврин попросил как можно скорее доставить его в Москву; Я позвонил в Смоленск. Оттуда — в столицу. Все закрутилось, завертелось. Приехал начальник Смоленского НКВД полковник Стальное. Увез Таврина и его жену Лидию с собой. Увезли оружие, документы, деньги. Правда, грех на душу взял — один пистолет и сотню патронов к нему я оставил себе, отнес домой.
— Он и сейчас у вас?
— Нет. В сорок восьмом я ушел из органов. Пистолет и патроны (а пули отравленные) я сдал…
Клавдий Федорович сощурился, словно вспомнил какую-то важную деталь. И в самом деле:
— Но я вот что никак не могу понять: когда передавал оружие, вещи, документы и деньги смоленским чекистам, дважды пересчитал купюры в мотоцикле — у Таврина был один миллион рублей. Сам видел. А когда в восьмидесятых годах приехал в Москву, пошел на Лубянку, где мне дали из архивов папку с моим допросом Таврина, я вдруг читаю, что у него было изъято 428 тысяч 400 рублей. А где же остальные деньги? Полмиллиона в те годы ой-ой какая сумма была. Спросил своего товарища, который до больших чинов дослужился. А он руками развел: