— Нет. Ночь переждали, а с утром ушли. Оружие сховали и ушли. Пулемет только взяли немецкий. А потом нам шестеро солдатиков встретились. Во время наступления от частей отбились. Глаза широкие, руки дрожат, двое раненых, и на всех — один «Парабеллум» с тремя патронами и штык-нож. Ничего не знали, ничего не понимали — все из одной части. С нами просились. Мы сказали, чтоб шли на хутор, там оружие должно быть, сказали, где искать. А сами дальше пошли.
— Больше их не видели?
— Нет. Может, и вырвался кто. Не знаю.
— А вы дальше как?
— А как? Известно. Шли больше ночами, утром заваливались на весь день. Как к линии фронта подходить стали, гул стоит непрерывный, страшно становится, мороз по коже. А еще ближе подошли — земля дрожать начала. Ей-богу! У села С. нас вдруг засекли немцы. Как — черт его разберет! Мы там в лесочке хоронились. А тут немцы! Прямо на нас. На двух машинах. Потом остановились, попрыгали из машин и в цепь. А фронт где-то совсем рядом, грохот стоит… Мы хотели в лес глубже уйти, а там на прогалине тоже немцы. Ну, что делать? Залегли мы. Тяжелого оружия-то у нас с собой нет, винтовок нет, а автоматами много не навоюешь. Один пулемет только немецкий, да к нему всего две ленты. Залегли мы. Немцы идут хитро. И не идут вовсе, а короткими перебежками так. Стали мы стрелять по ним, пальба поднялась. В горячке я как-то не заметил, как немцы что-то засуетились, а тут вдруг почти сразу обе их машины взорвались. Фрицы орут что-то. Потом вдруг наши танки появились. И тут началось. Откуда-то с села немцы пошли палить из орудий, танки, значит, туда повернули. А три танка пошли прямо. Один немцы забросали гранатами, но потом разбежались. Командир наш орет — ему в ногу попало. Ну, дали мы ходу. Откуда-то наши танки пришли. Я раз оборотился, а село горит уже, все в кашу, на околице еще один танк горит, а в небе уже немцы каруселью ходят. И грохот страшный! Своего голоса не слышно. Выбегаем с леса, а по нам откуда-то с пулемета шмаляют. Мы в рожь бросились. Прочухались маленько, еще троих нет, радиста нет, командира нет. Так и поползли. К нашим-то сразу вышли. Мы только ручей какой-то перешли, а тут и наши. Трое на лошадях.
— А что там за танки были?
— Один точно Т-34 — его немцы у леса гранатами забросали. Тот, который на околице подбили, — не знаю, не разглядел. И остальные не помню. Я же тогда уже с жизнью прощался, знал — не вырваться нам с той опушки. Вот почему-то один танк запомнился. Из него кто-то вылезать начал было, но потом обратно упал…
«НИ ШАГУ НАЗАД»
Из приказа народного комиссара обороны Союза ССР
Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза…
Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами…
Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию…
Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановиться, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы нам это ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам…
Чего же у нас не хватает?
Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину…
Верховное Главнокомандование Красной Армии приказывает:
1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтами:
а) безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток;
б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования фронтом;
в) сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по восемьсот человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины.