Странная штука. Убийца исчез, а между тем деться с крыши ему было решительно некуда. Не на небо же улетел?
Два часа спустя квартиру в Каретном было не узнать. По тесным комнатам сновали сыскные чины, сотрудники из шифровального отдела нумеровали и раскладывали по картонным папкам все обнаруженные бумажки, жандармский фотограф делал снимки трупа в разных ракурсах. Начальство — обер-полицеймейстер, глава секретного отделения губернаторской канцелярии и чиновник для особых поручений — расположились на кухне, ибо обыск там уже завершился.
— Какие соображения у господ сыщиков? — спросил Хуртинский, отправляя в ноздрю понюшку табака.
— Картина ясная, — пожал плечами Караченцев. — Имитация ограбления. Рассчитано на идиотов. Устроили разгром, а ценного ничего не взяли. И тайники не тронуты: оружие, шифровальная книга, технические средства — все на месте. Видно, надеялись, не докопаемся.
— Ап-чхи! — оглушительно чихнул надворный советник, однако пожеланий здоровья не дождался.
Генерал отвернулся от него и продолжил, обращаясь к Фандорину:
— Особенно «правдоподобная» деталь — орудие убийства. Нож взят вон оттуда. — Он показал на крючки, где были развешаны ножи разного размера. Один крючок был пуст. — Мол, грабитель схватил первое, что попалось под руку. Чисто немецкая, топорная хитрость. Удар в печень нанесен в высшей степени профессионально. Кто-то подстерегал нашего герра Кнабе в темном коридоре.
— Кто же-с? — спросил Петр Парменович, аккуратно заряжая вторую ноздрю.
Обер-полицеймейстер не снизошел до объяснения, и отвечать пришлось Эрасту Петровичу:
— Вероятно, свои. Б-больше вроде бы некому.
— Перетрусили колбасники, дипломатического конфликта боятся, — кивнул Евгений Осипович. — Ограбление, конечно фикция. К чему перину-то вспарывать? Нет, это они концы в воду. Нехорошо, майне херрен, не по-христиански — собственного резидента, как свинью на бойне. Но причину паники понимаю. Тут ведь при разоблачении не просто скандалом — войной пахнет. Зарвался капитан генерального штаба, перестарался. Излишнее рвение — штука опасная. Так ему и надо, карьеристу. Однако что ж, господа, наша работа исполнена. Картина смерти генерала Соболева прояснилась. Далее пускай высшее начальство решает. Что с Вандой-то делать?
— Она к смерти Соболева к-касательства не имеет, — сказал Фандорин. — А за свои контакты с германским резидентом наказана достаточно. Чуть жизни не лишилась.
— Не трогать певичку, — поддержал Хуртинский. — Иначе многое всплывет, что не надо бы.
— Итак, — подытожил обер-полицеймейстер, очевидно, прикидывая, как будет составлять рапорт в высшие сферы, — следствие всего за два дня полностью восстановило цепь событий. Немецкий резидент Кнабе, желая отличиться перед своим начальством, на собственный страх и риск задумал устранить лучшего русского полководца, известного своим воинствующим антигерманизмом и являющегося признанным вождем русской националистической партии. Узнав о предстоящем приезде Соболева в Москву, Кнабе подставил генералу дамочку полусвета, которой вручил склянку с неким сильнодействующим ядом. Ядом агентка не пожелала или не успела воспользоваться. В настоящее время запечатанная склянка у нее изъята и находится в московском губернском жандармском управлении. Смерть генерала произошла вследствие естественных причин, однако Кнабе об этом не знал и поспешил доложить в Берлин о проведенной акции, ожидая награды. Берлинское начальство пришло в ужас и, предвидя возможные последствия такого политического убийства, решило немедленно избавиться от чересчур ретивого резидента, что и было исполнено. Прямых поводов для дипломатического демарша в адрес германского правительства не усматривается, тем более что сам факт покушения отсутствовал. — И Евгений Осипович закончил уже обычным, не рапортным тоном. — Шустрого гауптмана погубило роковое стечение обстоятельств. Туда ему, мерзавцу, и дорога.
Хуртинский поднялся:
— Аминь. Ну, господа, вы тут заканчивайте, а я с вашего позволения откланяюсь. Его сиятельство ждет моего доклада.
До гостиницы Эраст Петрович добрался уже далеко за полночь. В коридоре перед дверью неподвижно стоял Маса.
— Господин, она опять тут, — лаконично сообщил японец.
— Кто?
— Женщина в черном. Пришла и не уходит. Я посмотрел в словаре, сказал, что вы придете неизвестно когда: «Господзин ситяс нет. Потом есчь». Она села и сидит. Три часа сидит, а я тут стою.