Мы провозились больше двух часов, заталкивая людей в автобусы, которых оказалось маловато для такой кучи народу. К зарешеченным окнам прижимались десятки лиц, за нами наблюдали сотни обезумевших глаз. Дирк зажег окурок и принялся рассматривать свои ботинки. Из леса показался человек с грушевидным лицом в сопровождении своих солдат. Те тащили за собой три больших куля. Подойдя к Моктару, они сгрузили свою ношу ему под ноги.
«А с этими что делать?» Моктар взглянул. Это оказались трупы двух мужчин и девушки. Моктар повернулся к автобусам, оттуда послышался угрожающий шум.
— Вы сейчас сделали огромную глупость. Вы хоть представляете себе, сколько времени нужно, чтобы успокоить запаниковавшую толпу?
Человеку с грушевидным лицом было неловко, что его отчитывают перед подчиненными.
— Все равно они уже сидят по автобусам, так что плевать на панику, — ответил он.
Шум у нас за спиной нарастал. Из всех десяти автобусов послышались голоса, в наши стороны полетела брань. Люди волновались, вставали, пытались выбраться наружу. Автобусы принялись раскачиваться, как огромные лодки на волнах.
— Вот черт, — процедил Моктар.
Потом из какого-то автобуса донесся нечленораздельный женский крик, гул голосов стал еще громче, в нем появилось нечто пугающее, весь воздух наполнился враждебными звуками. Автобусы раскачивались все более угрожающе, как будто морская качка перешла в настоящий шторм.
— Значит, плевать на панику? — съехидничал Моктар. Человек с грушевидным лицом не ответил, с его губ все никак не сползала кривая улыбка.
— Пошли со мной, — бросил мне словенец, направляясь к ближайшему автобусу.
Мы влезли в передние двери. Внутри все кричали, вопили, в миллиметре от моего лица просвистел камень, брошенный с задних рядов. Пахло страхом, потом, грязным бельем и мочой. Моктар схватил первого, кто подвернулся ему под руку. Это оказался молодой парень в безнадежно старомодной лыжной куртке. Моктар приподнял его за воротник, вытащил револьвер, приставил дуло к виску и выстрелил.
В закрытом пространстве автобуса грохот выстрела прозвучал, как никогда, оглушительно, кровь и мозг фейерверком брызнули в разные стороны. Парня отбросило к решеткам, потом он отлетел в центральный проход и застыл в странной полусидячей позе. Сразу же воцарилось молчание, тяжелое, как чугунная плита.
— Сохраняйте спокойствие, все будет хорошо, следуйте нашим указаниям, — сказал Моктар, прежде чем выйти из автобуса.
В других автобусах тоже все стихло. Хотя люди ничего не видели своими глазами, они догадывались, что произошло в первом автобусе. Похоже, Моктар прочел в моих глазах удивление.
— Недостаточно, если остальные будут только догадываться о том, что произошло. Надо, чтобы они своими глазами увидели то же самое. Сейчас это единственный способ добиться, чтобы все было тихо, пока мы не доберемся до места.
Мы вошли в следующий автобус, беженцы в ужасе затихли. Моктар схватил первого, кто попался ему под руку. Это оказалась толстая девица лет двадцати. И снова револьвер, висок, выстрел, оглушительный грохот, красный фейерверк. Моктар повторил:
— Сохраняйте спокойствие, все будет хорошо, следуйте нашим указаниям. Так мы обошли все десять автобусов. Бах! Бах! Бах! А когда вернулись к бородачу с грушевидным лицом, вокруг царила полнейшая тишина, которую нарушал только гул моторов, работавших на малых оборотах.
— У вас твердая рука, — сказал бородач. — На гражданке я преподавал в школе для трудных подростков. Вы бы прекрасно справились.
— Спасибо. А теперь уберите подальше этих троих. Нечего им лежать посреди дороги, еще спровоцируете аварию, — ответил Моктар, указывая на три трупа.
Было уже поздно, а нам предстоял долгий путь до города. Как только напряжение спало, я почувствовал, что безумно устал. Голова была тяжелая, как рукоятка заступа;,затылок немилосердно ныл. Десять автобусов тронулись с места, наполняя ледяной воздух выхлопными газами.
40
Из окон нашей гостиницы было видно, как строители и техники трудятся над огромными сооружениями для концерта Лемонсид. Издалека все это напоминало космический корабль, приземлившийся посреди заброшенного свекольного поля. Вокруг ощетинились тридцати- и сорокаметровые мачты с прожекторами, километры проводов свивались, как чудовищные щупальца, повсюду валялись фрагменты декораций, репродукторы, разные подпорки. Гигантские экраны по шестнадцать метров в высоту нависали над покрытым грязью пустырем, куда меньше чем через три недели, должно было набиться десять тысяч солдат.